И пожнут бурю

Кольцов Дмитрий

Алекс взял склянку с опиумом и железный шприц, предварительно вставив в него иглу. Откупорив склянку и набрав четверть от шприца, Моррейн положил сам шприц на столик, решив осмотреть левую руку Густава. Он заметил, что на кисти левой руки уже вылезли трофические язвы, пусть и небольшие. Нащупав самую хорошую вену, Моррейн взял шприц и, как всегда вначале обработав место прокола спиртом, ввел дозу опиума в организм старшего Лорнау. Все использованные инструменты Алекс положил в таз, в котором перед всеми процедурами их сполоснул. Вновь вымыв руки, Алекс попросил Агнес поменять воду в тазиках и хорошенько промыть каждый инструмент. Девушка покорно выполнила поручение Моррейна.

–

Последнее, – сказал Алекс и заметил, что выражение лица Агнес вновь приняло испугавшийся вид, – да не страшись ты так, здесь ничего пугающего нет. Я дам тебе несколько настоек на травах, добавляй их в чай, в кофе, что пьет отец. Перед сном по две чайные ложки давай чистой. Это поможет уснуть. Постарайся несколько дней опиум не давать ему; я вижу, что ты каждый день даешь ему опиум, потому как иначе всего за неделю такой большой флакон, что дал вам доктор Скотт, не исчерпался бы. Дам несколько совершенно банальных советов, которые и так вам известны, но вы должны как догме им следовать, иначе будет еще хуже. Убери от отца весь алкоголь, в особенности так горячо любимую им водку. Пускай ест больше каши, супов, салатов, а не жареной курицы и рыбы. Пускай пьет больше воды, воды! Так и он сможет лучше себя чувствовать, без ежедневных приступов, и ты будешь более разгружена.

– Разве можно его в чем-то убедить? – устало сказала Агнес и села на стул, стоявший рядом, – он неуправляем, по крайней мере, для меня. Может, дядя Альфонс сможет что-нибудь сделать.

– Может, и сможет, – произнес Моррейн и сел в кресло Густава, – главное, это не отчаиваться и не полагаться на один лишь опиум. Он может быть использован только лишь как средство последней обороны от болей, когда ничего более не помогает, иначе у человека появляется зависимость от этого, не побоюсь слова, яда. Ты услышала меня, Агнес?

– Конечно, доктор Моррейн! Я всеми силами буду стараться следовать вашим указаниям!

Алекс хотел было что-то произнести, как одна из дверей вагона отворилась, и внутрь вошел Альфонс Лорнау. Из-за этого Алекс резко вскочил с кресла, дабы не иметь лишних неприятностей. Альфонс недоверчиво посмотрел на Моррейна, потом на Агнес, потом переместил свой взгляд на уже спавшего Густава, и прошел к столу брата.

– Я не совсем понимаю, – сказал Густав, доставая из ящика стола коробочку, – почему здесь находишься ты, Алекс. И почему здесь так воняет спиртом и кровью?

– У папы случился приступ, и доктор Моррейн пришел, чтобы нам помочь, – быстро проговорила Агнес, чем удивила и Альфонса, и Алекса.

– Раз так, то хорошо. Надеюсь, с твоим отцом сейчас все в порядке, ему лучше?

Получив утвердительный ответ от Агнес, Альфонс открыл коробочку, в ней оказались сигары, взял две штуки, и убрал коробочку обратно в ящик стола, из которого ее достал. Потом презрительно посмотрел на Алекса и быстро вышел из вагона. Моррейн же предложил все убрать и выпить по чашке чая. Агнес вежливо отказалась, от чего Моррейн почувствовал себя преданным, однако виду не подал и, собрав все инструменты и медицинские принадлежности, откланялся и вышел через противоположную дверь. Агнес же присела подле отца и стала наблюдать за тем, как он мирно спал после перенесенных процедур. Ей самой страшно хотелось спать, если не спать, то, хотя бы, ненадолго прилечь, однако она понимала, что эта роскошь в данное время просто непозволительна.

Возвратившись в вагон-ресторан, Альфонс передал вторую сигару Омару, а сам занял свое место. К ранее находившимся в вагоне артистам присоединились двое укротителей – Хосе и Марко Оливейра, братья из испанского городска Фигерас, что в Каталонии.

Они укрощали тигров и львов еще до попадания в «Парадиз» и, заключив контракт с Сеньером, продолжили заниматься любимым делом. Им было обоим уже за тридцать лет, семьи каждый из них не имел, всю жизнь отдали они профессии. Сегодня же решили они выйти, чтобы получше узнать новоприбывшего и послушать его рассказы о жизни среди песков. Как, наверное, многие из вас, дорогие читатели, смогли понять, самым часто употребляемым напитком во время переездов был алкоголь. Однако это применимо было только лишь к взрослым, и, в основном, к мужчинам. Детям, которых в цирке было с полсотни, запрещали употреблять, хотя находились смельчаки, которые проворачивали целые шпионские операции, чтобы украсть полупустую бутылочку чего-нибудь градусного. Крали чаще всего из-за красивых названий на этикетках. Если же цирк находился в городе, то повара отправлялись на рынок, чтобы приобрести продуктов, в числе которых были также кофе, а в особо крупных городах еще и чай.

Альфонс, покуривая сигару, сидел задумчивый и, будто встревоженный чем-то. Омар обратил на это внимание и подошел к нему.

– Что тебя гложет, Альфонс?

– Сейчас был в вагоне Густава. У него приступ очередной случился. Больно смотреть на это, Омар. Больно осознавать, что брата скоро может не стать…

– Не нагружай себя, – сказал Омар, – я уверен, Густав проживет еще много лет, а болезнь – это как сопровождение, посланное Господом, чтобы слишком легко не было.

Альфонс ничего не ответил Омару, продолжив курить. А Омара вновь зазвали рассказывать истории, которых у него было еще очень и очень много. Однако его мысли продолжали вариться в котле раздумий насчет личности девушки, встреченной сегодня.

Глава X

На самом же деле в личности этой девушки нет совершенно никакой тайны. С ней были знакомы если не все, то почти все артисты и работники цирка «Парадиз». Дабы, наконец, удовлетворить ваш интерес, не буду сильно долго тянуть лямку и скажу, что девушку эту звали Марин, и она приходилась единственной дочерью владельцу и директору цирка Пьеру Сеньеру. Именно из-за этого факта Мишель Буайяр оказался взят врасплох ее просьбой. Марин было всего двадцать лет, а в цирке она занималась почти всем, чем хотела. Почти не выступая на манеже, она чаще всего помогала готовить артистов к выступлениям, а также часто развлекала маленьких детишек в других «кварталах» цирка. Ее очень любили и уважали за простое и ласковое отношение ко всем, без исключения.

После того, как Марин и Буайяр вышли из вагона старика, в котором произошла первая встреча девушки с Омаром, она медленно шла за так же медленно шедшим шпрехшталмейстером. Ее это немного утомляло, так как она привыкла ходить достаточно активно, но не проявляла эмоций, просто спокойно следуя в вагон к отцу.

– Марин, можно задать вопрос? – неуверенно спросил Буайяр.

– Конечно, месье Буайяр, что же вы!

Девушка рассмеялась. Они проходили как раз ее вагон.

– Вам известно, с какой целью меня вызвал месье Сеньер?

– Откуда же мне знать об этом? Я в отцовские дела не влезаю, мне это совершенно не нужно.

Марин ненадолго умолкла, а потом сразу же произнесла:

– Вы лучше мне скажите, что это был за парень у вас в тот момент, когда я зашла. Кто он?

– Как же не сказать, скажу, – старик говорил без привычной стали в голосе, – это был Омар бен Али, новоприбывший. Три дня назад поступил, мы еще в Марселе стояли.

– И чем же он занимается? – спросила Марин с большим интересом, – на вид он очень сильным кажется.