И придет волчица…
Шрифт:
– Я только хочу, чтобы ты ответила на вопрос, тана Галла. Если сердце твое умерло, что чувствует твое тело? Разве оно не хочет больше еды и питья? Разве ему не нравится отдыхать на мягкой постели?.. Или ему неприятны мои прикосновения?
Бездна! Я и не заметила, как пальцы демона добрались до плеча. Нежные, теплые пальцы. Я ощущала их тепло через тонкую ткань платья, а после – на обнаженной шее. Легкие, невесомые касания, отдававшиеся дрожью в теле. В предательски живом теле… Боги пресветлые…
– Ты все еще пьян, Тин-Тивилир. Тебе нужно проспаться. А мне – вернуться на свадьбу. Пусти.
– Разве я держу тебя, тана? – прошептал он, обжигая жарким дыханием.
– Ну и… Иди спать!
Ерунда какая-то. Нет, скорее, магия. Этот демон
О боги! О чем я думаю? Какая разница, какого цвета у него волосы?
– Шли бы вы спать, тэсс Галла, – сжалился голова через час после моего возвращения. – Гулянка до рассвета затянется, а вы и так умаялись.
Возвращаться в дом было боязно. И как-то… Не знаю, как…
В комнатах было тихо. Добравшись до каморки, отведенной мне Филаной, я зажгла свечи и, оглядываясь на незапиравшуюся дверь, переоделась ко сну. Но сон не шел. Несколько раз я закрывала глаза, и тогда мерещились шаги в тишине или и того хуже… Может, и не магия. Может, демон прав, и тело, лишившись половинки сердца, продолжает жить. А на свадьбе то и дело попадались на глаза целующиеся парочки, а кое-кто сбегал под шумок, и я догадывалась куда… Или это гормональное? Слышала, что во время беременности такое бывает, а тут подвернулся этот тэвк с синими глазами и золотыми волосами… Васильки во ржи – читала в какой-то книге – ему подошло бы такое сравнение. Демон, который хочет жить. Это очень заразно – желание жить. И все остальные желания тоже…
Видимо, я все же задремала, потому что не слышала, как открылась дверь.
– Ты так и не ответила на мой вопрос, тана.
Пламя свечи отражалось в его глазах, как недавно закат, и на лицо ложились неровные тени. Демон.
– Я не помню, о чем ты спрашивал.
– Я могу напомнить.
Сумасшествие какое-то… Его пальцы касаются моего лица, шеи и сползают ниже – нежные, осторожные, словно он боится причинить мне боль… А мне уже больно – не от этих прикосновений, а оттого, что мое тело отзывается на них, и уже мои руки тянутся к нему, обнимают за шею, путаясь в длинных волосах. Мне больно, и я упиваюсь этой болью, слизывая ее с его губ, отвечая на несмелый поцелуй с жаром всей накопившейся за эти месяцы страсти. Тянусь к нему, изгибаясь блудливой кошкой… Я ненавижу себя за это и его ненавижу… Но больше всего я ненавижу толстую медную пряжку его ремня, о которую царапаю пальцы, не в силах расстегнуть… Бо-оги пресветлые… закройте глаза или отвернитесь… Чувствую его жар через ткань рубашки, но этого мало, и, вырвавшись на миг из объятий, стаскиваю ее и швыряю куда-то в угол… и вновь прижимаюсь к нему всем телом. Пью его дыхание. Тороплю, царапая спину, открываясь навстречу… Закусываю губу до крови, чтобы не закричать… мм… И снова впиваюсь в его губы… обвиваю ногами… вцепляюсь пальцами в волосы… Потом я, наверное, убью его… да… Но сейчас я убью его, если он остановится… Ах-х…
– Я люблю тебя, Ил.
– И я люблю тебя, Дьери…
Я села на постели. Сердце бешено стучало, а к щекам прихлынула кровь. Приснится же такое?
Провела рукой по лицу, прогоняя остатки наваждения. Бред. Зато теперь я знаю ответ на твой вопрос, демон. Да, тело живое. И у него есть желания, которые однажды вырвутся за пределы сновидений. Но и сердце, та половинка, что еще осталась, она тоже жива. И я все еще помню. И буду помнить. Всегда.
Нужно было срочно выйти на свежий воздух. Я хотела завернуться в покрывало, но, подумав, натянула платье. И хорошо – на крыльце, облокотившись на перила, стоял Тин-Тивилир. Тэвк держал в руках длинную трубку, время от времени затягивался, выдерживал паузу и с наслаждением выдыхал в ночное небо длинные струйки дыма. С эльфийской внешностью эта трубка не вязалась, да я и не слыхала, чтобы эльфы курили, а потому ущипнула себя, чтобы убедиться, что это не еще один сон. Щипок подействовал – в мозгах прояснилось, и я вспомнила, что никакой он не эльф.
– Не спится, тана?
– Да.
– Мне
– Решил довершить дело и отравиться табаком?
– Это не табак. Это трава, которую выращивают мои братья в Лар’эллане. Она приносит сладкие сны. Но сегодня почему-то не действует. За час я уже трижды набивал трубку. Хочешь попробовать, может, тебе поможет?
– Спасибо. – Я проследила, куда сносит дым: в приоткрытое окошко с белыми занавесками. – Кажется, я уже попробовала. Шел бы ты… в сад, а? Пока я тебя не прибила, демон недоделанный!
Тэвк поднял на меня остекленевший взгляд и послушно кивнул.
Его «васильки» на этот раз не произвели никакого эффекта, и я, довольная, развернулась, чтобы уйти обратно в дом. Грохот за моей спиной дал знать, что лар’элланское зелье все же подействовало. Тин-Тивилир шевельнулся, но только для того, чтобы подложить под голову руку, и счастливо засопел. Добрых снов, демон!
Подхватив двумя пальцами выпавшую из его руки трубку, я без жалости утопила ее в стоявшей у крыльца бочке.
…Уехать на следующий день не получилось. И через день тоже. В середку, заявив, что у этого поселка нет интересных историй, ушел, нагруженный харчами, Тин-Тивилир. А к веселу, задержавшись на целую длань дольше, чем рассчитывала, засобиралась в дорогу и я. В гостях, как говорят, хорошо, а дома – лучше.
К середине августа в Марони зачастили дожди. Маги-погодники, посовещавшись, решили, что ничего плохого в этом нет и вмешиваться в работу природных сил не стоит – пусть себе льют. Под одним из таких дождей, укрывшись водонепроницаемым пологом, возвращались в город ученики-практиканты. После встречи с гулями, гарантировавшей рекомендацию магистра тарейского отделения, они поездили еще немного по окрестностям, но с другими проявлениями темной волны уже не встречались. Зато удалось получить настоящую работу в деревеньке, жители которой поссорились с обитавшим у мельничной запруды водяным, и заработать помимо записи в рекомендательном листке немного денег. Засим летнюю практику сочли успешно завершенной и повернули домой.
Данвей с ходу попал в скандал. Сам виноват: за все время отправил только одно письмо, в котором явно не хватало строк и слов. Но вслед за упреками и парой разбитых тарелок, пущенных в полет с помощью заклинания Воздуха, последовало не менее бурное примирение.
Ферт вошел в пустую квартиру, разделся и завалился в постель. Проспав несколько часов, спустился в расположенную неподалеку лавку за продуктами. Появилась идея проведать одну знакомую графиню, но он счел, что это лишнее, взял еще бутылку вина и до вечера развлекался тем, что кидал в стену зачищенный от потемневшего серебра нож.
Най с трудом дождался, когда вся семья соберется за накрытым к ужину столом, и в красках поведал о своем путешествии. Мать хваталась за сердце, отец одобрительно кивал, и только брат не выказал особых эмоций. Заинтересовали Сэла лишь два момента: упоминание о темной волне и рассказ о встрече с неким тэром Ромаром.
– Вы знакомы? – удивился Найар.
Братишка ответил загадочной полуулыбкой:
– Пока нет.
Сам Сэллер ничего не рассказывал и после ужина заперся у себя, чем окончательно расстроил брата, полагавшего, что тот потребует повторения истории с подробностями. Мама вздохнула, а отец покачал головой и сообщил, что в последнее время Сэл стал «совсем другим». Оказалось, что он тоже уезжал куда-то на целую длань, а по возвращении, ничего толком не объяснив, ушел с головой в учебу. Что, впрочем, не помешало ему закрутить стремительный роман с Лаисой Риан, старшей ученицей их отделения – на этом месте мать снова вздохнула и печально изрекла, что «этот несносный мальчишка разбил девочке сердце», и лучше бы ей не знать такого о своем сыне. Но как не знать, когда мать Лаисы тоже состоит в попечительском совете приютов и здравниц, и из-за этой истории они теперь не разговаривают?