И придут наши дети
Шрифт:
— Я вас слушаю!
Директор наклонился к микрофону и рявкнул:
— Кофе! И соедините меня с Братиславой! Главного редактора «Форума»!
Когда секретарша принесла кофе, он взял у нее из рук чашку и, стоя, стал прихлебывать черную горячую жидкость. При других обстоятельствах он отменил бы все телефонные разговоры и визиты и предался бы мечтам о комбинате. Он думал о нем, как другие думают о семье. Он знал тут почти каждую машину, каждый трубопровод, каждый участок, каждый отдел и лабораторию. Он лично знал всех сотрудников и многих звал просто по имени. Комбинат — это он, Юрай Матлоха, директор, упорный и трудолюбивый человек, строгий к себе и другим,
Когда он встречался со своими сотрудниками на торжествах при вручении грамот или переходящего знамени, когда в конце года на вечерах, подготовленных профкомом в Доме культуры, он неизменно появлялся, чтобы его все видели, чтобы могли вместе с ним поднять бокал, чтобы он мог кого-то просто похлопать по плечу, в такие минуты он любил говорить: «За химией — будущее! Сейчас уже нельзя представить себе производство без нефтехимии. Успехи этой отрасли приобретают все большее значение, и мы, буковчане, станем свидетелями того, как нефтехимия и электроника охватят все сферы производства. Из деревенских лапотников, из простых дровосеков родится новое племя специалистов-химиков, ученых, людей с новым мышлением!»
Директорское кресло Юрая Матлохи прочно вросло в родную землю, в бетонный фундамент комбината, и вот, пожалуйста, приходит какой-то журналист, шныряет по всему заводу, задает кучу дурацких вопросов, а потом пишет черт знает что! Директор резко поставил чашку на стол. Сопляк! Да где ты был, когда он, Юрай Матлоха, своими собственными руками собирал первые фильтры, запускал первые станки, когда увидел первую нефть, бегущую по трубопроводу, когда получал свой первый почетный диплом?! Где ты был тогда, где? Держался за материнскую юбку, а на губах еще молоко не обсохло?!
А теперь, видите ли, он учит жить! Это, видите ли, была ошибка, пишет этот Прокоп или как там его, что нефтехимический комбинат построили в верхнем течении Грона. Этот молокосос одной-единственной фразой взял под сомнение дело всей жизни инженера Юрая Матлохи. Этой фразой он даже как бы взял под сомнение и саму эту жизнь, ее целесообразность, все его заслуги. «Зачем, видите ли, построили комбинат в таком месте, где он загрязняет воздух, отравляет питьевую воду и почву, уничтожает рыбу и губит Грон? Ах, мать твою, попался бы ты мне! Я бы тебе показал погубленный Грон! Щелкопер несчастный! Я бы тебя самого убил! — задыхался от бешенства директор. — Тебе плевать на то, что мы регулярно выполняем план, из года в год, без малейших отклонений?! Что мы даем работу сотням людей со всей округи? Что, наконец, мы производим ценнейший продукт, идущий на экспорт?! Немного отходов, попадающих в Грон, бог мой, тоже мне трагедия!»
Директор опять подошел к внутреннему телефону:
— Попросите ко мне главного инженера Добиаша! — приказал он секретарше.
Молодой Добиаш был директорским кадром, он тоже был буковчанином, и так же, как и он, стал химиком. Это был парень с ясным умом, и директор уважал его за открытый характер. Матлоха не терпел, когда ему перечили или не соглашались с его мнением, но Добиашу он позволял высказывать вслух даже самые нелицеприятные истины.
Вошел Добиаш, из верхнего кармана его белого халата торчала шариковая ручка.
— Вызывали, товарищ директор?
— Проходи, Матько, — буркнул тот. Со своими подчиненными Матлоха вел себя подчеркнуто добродушно, чтобы все видели, что он такой же человек, как
Они вышли из административного корпуса. Солнце карабкалось ввысь по небосклону, воздух над горами за Буковой был неподвижен. Чувствовался слабый запах газа, типичный аромат здешних мест, слышался тихий шум работающих машин, из вентиляционного отверстия вырывался едкий пар. За забором, на узкоколейке локомотив толкал пустые вагоны. Над вершинами гор повисли темные тучи, словно грязные пятна на чистой скатерти.
Однако на улице было тепло и приятно.
Территория комбината имела форму квадрата: с одной стороны просторного двора тянулся административный корпус, слева — цех по выработке алкиларилсульфонатов, напротив — длинное низкое здание, где помещалось основное производство, а замыкало двор неоконченное здание станции сточных вод. Эта станция еще не работала, и поэтому жидкие отходы собирались в специальные гудроновые ямы или время от времени спускались прямо в Грон.
Директор и главный инженер молча пересекли двор и направились к цеху. В цехе было тепло, из чанов поднимались едкие испарения, убаюкивающе гудели машины, а сзади на огромном пульте управления мигали красные и зеленые контрольные лампочки. Директор, не останавливаясь, задумчиво прошелся вдоль пульта, за которым сидели два инженера, следя за ходом работы. Обычно он тут задерживался, перебрасывался словом-другим со своими сотрудниками, наблюдал за пультом управления, осматривал образцы и заглядывал в лабораторию, расположенную на противоположной стороне цеха. Сегодня он торопился, и Добиаш едва поспевал за ним, хотя директор при ходьбе заметно хромал. Посреди цеха он вдруг повернулся и направился в лабораторию.
Две лаборатории были на комбинате: одна, в которую теперь направлялись директор и Добиаш, занималась анализом готовых проб, другая, исследовательская, размещалась на первом этаже административного корпуса, там, среди прочих, работало даже несколько сотрудников из Академии наук. Большая светлая комната была отделена от цеха только стеклянной перегородкой. За длинными столами сидели лаборантки. Директор взял со стола стеклянную миску и набрал из огромного чана немного густой жидкости. Понюхал, поднял против света и разглядывал, словно это было вино. Опустив пальцы в масло, он долго растирал их, чтобы определить вязкость, и остался доволен.
— Ну? — повернулся он к Добиашу, и тот с улыбкой кивнул в ответ. Директор тоже кивнул — высококачественное масло было гордостью комбината. Его использовали как основное сырье в производстве лекарственных и косметических препаратов, это был ценнейший продукт. На международных рынках за него платили валютой. Комбинат был монопольным производителем масла в республике.
— Ты сказал ему? — обратился директор к главному инженеру.
Добиаш снова кивнул, но потом непонимающе поднял брови:
— Что? Кому?
— Да этому, журналисту! — директор нетерпеливо дернул плечом.
— Ах, этому… Ну да. Все сказал…
— Все? И что это ценнейший продукт? Да? Что мы на нем зарабатываем пропасть валюты? Не так ли? И поэтому на нас так жмут, чтобы мы давали план, план, план?! Так ведь? И что еще ни разу не было, чтобы мы этот план не выполнили?
Мартин Добиаш снова кивнул.
Директор поставил миску на стол и тем же быстрым прихрамывающим шагом двинулся из лаборатории, пересек цех и остановился только во дворе, залитом ярким солнцем.