И расцветает любовь
Шрифт:
— Слышишь меня? Оставь ее в покое!
Его взгляд выражал превосходство и жалость. Он, казалось, говорил: «Что с тебя взять?» Герман стиснул зубы. Так смотрели на него многие. Он все время стремился изменить мнение окружающих, хотел стать обычным человеком. Таким, каким был до комы. Но сейчас, в эту минуту, он вдруг осознал, что не стоит тратить на это свои силы. Главное, доказать самому себе, что способен на большее. И не принимать взгляды и слова людей так близко к сердцу.
Но прежде, чем к нему пришла эта мысль, из уст успели вылететь слова:
— А тебе какое дело?
Голос его был ровным
— Насколько я знаю, ты ей больше не интересен.
Он знал, что эти слова заденут самолюбие Альберта. Так и вышло. Щеки бывшего жениха Ангелины запылали от злости.
— Интересен или нет — тебя не касается. Лучше держись от нее подальше, — отрезал Альберт. Он все осматривался вокруг, разглядывал окружающих и не мог найти покоя. — Ее пригласили на прослушивание в Лондон, — чуть помешкав, добавил он. — Слышал об этом? Если все сложится удачно, Гелю ждет блестящий успех, а ты тянешь ее вниз. Она достойна лучшего, незачем ей связывать свою жизнь с калекой!
Выпалив это, Альберт так сильно дернул воротник рубашки, что верхняя пуговица отлетела и упала на землю. Не обратив на нее никакого внимания, Альберт молча вернулся в театр. Герман продолжал стоять, как вкопанный. Ветер хлестал его по лицу, не жалея. В голове погребальным колоколом отстукивали слова: «Ты тянешь ее вниз… калека». Во рту появился металлический привкус. Захотелось уйти. Герман так и сделал бы, но стук каблучков заставил его обернуться. Радостная, а оттого еще более прекрасная, Ангелина спешила ему навстречу. Ее пламенно-рыжие волосы переливались в свете заходящего солнца, а лицо искрилось улыбкой. Фиолетовое платье лишь подчеркивало ее стройную, миниатюрную фигурку. Было что-то воздушное и трогательное во всем ее облике.
«Оставь ее в покое… калека», — преследовал его голос Альберта. Со всех сторон налетал на него, как вихрь, вызывая головную боль. Герман постарался взять себя в руки и шагнул навстречу любимой.
— Это тебе, — как можно спокойней сказал Герман и протянул ей букет.
Ангелина поднесла к лицу бутоны.
— Как всегда прекрасны! Спасибо!
Последние лучи заходящего солнца показались из-за тяжелых туч. Это вечер прощался с зарей. В орехово-карих глазах Ангелины отразились солнечные лучики, и они стали еще прекрасней. Она стояла под деревом, с которого сыпались на нее нежные лепестки весенних цветов. Воистину человек прекрасен, когда счастлив!
Герман все теребил бархатную коробочку, предусмотрительно спрятанную в кармане пиджака. Вот он, тот самый подходящий момент, когда можно сделать повторное предложение руки и сердца! Нужные слова уже трепетали на его устах, но презрительный голос Альберта снова зазвучал в ушах: «Ее пригласили в Лондон, а ты тянешь ее вниз».
— Ангелина…
— М-м? — ласково отозвалась она.
Герман стряхнул белоснежный цветок с ее волос. Потом еще один. Жест получился каким-то нервным. «Ты тянешь ее вниз… тянешь вниз…» — стучало в его голове.
— Почему ты не сказала, что уезжаешь в Лондон?
Она ответила не сразу.
— Откуда ты знаешь?
— Не важно. Это правда или нет?
Ангелина опустила глаза. Хорошее настроение моментально исчезло, уступив место неприятным объяснениям. Как хотелось их избежать! Но Герман ждал
— Да, это правда.
— Почему не сказала?
— Я как раз собиралась это сделать… сегодня, — не очень убедительно произнесла она, нервно навивая на палец локон.
— И на какую дату намечается поездка?
На ее лице отразилась мука. Было видно, что она не желает говорить на эту тему. Но Герман оставался непреклонен. Ангелина какое-то время молчала. Потом вздохнула, устремилась в сторону парка, он пошел за ней. Зажигались первые фонари, окна домов озарялись ярким светом, на город потихоньку опускался вечер. Только они шли молча, не обращая внимания на все эти метаморфозы.
— Я уезжаю на прослушивание в конце мая, — наконец, ответила Ангелина. — Не знаю, как долго я пробуду в Лондоне.
— Это же совсем скоро, — задумчиво заметил Герман.
Она кивнула. Коробочка с кольцом отяжеляла ему карман, он все раздумывал, делать предложение или нет. Позвать Ангелину замуж означало навсегда привязать ее к себе, но хочет ли она этого? Есть ли у них будущее? Герман впервые задумался об этом. Ранее он не задавался этим вопросом, все было просто и понятно, он плыл по течению и со смирением принимал все, что давал ему Господь — и испытания, и дары. И Ангелина была для него подарком свыше. Но теперь он крепко задумался — а заслужил ли он этот подарок? Может, стоит все оборвать сейчас, пока эти отношения не зашли слишком далеко? Действительно ли Ангелина готова связать с ним свою жизнь, ведь нет уверенности, что он сможет полностью оправиться после аварии, после комы. Силы у него были уже не те, что раньше, да и жизнь полностью изменилась — не в лучшую сторону. Предстояло уладить ситуацию с работой, вернуть долги, влиться в будничную столичную жизнь, от которой он уже успел отвыкнуть. Нужно ли все это Ангелине? Может быть, Альберт по-своему прав, утверждая, что он лишь тянет ее вниз?
Вопросов было слишком много, и каждый из них бил больнее предыдущего. Молчание стало невыносимым.
— Если захочешь, чтобы я осталась, я откажусь, — решительно сказала Ангелина, слегка коснувшись его плеча.
Больше всего на свете он хотел, чтобы она осталась. Слишком сильной была та целомудренная и нежная привязанность, соединяющая его душу с ее душой. Но в то же время он понимал, что не хочет становиться виновником ее украденных амбиций и испорченной жизни.
— А ты… Ты хочешь остаться? — прямо спросил он и замер на месте. Ангелина тоже остановилась, плечи ее напряглись.
От этого ответа зависело их будущее. Да или нет. Всего лишь одно слово, но такое важное, решающее. Одно слово.
— Я не знаю, Герман, — наконец, ответила она и начала нервно крутить пуговицу жакета.
«Вот видишь, — злорадствовал внутренний голос, — ты ей не нужен. Ее чувства не настолько крепки, раз уж она не решается отказаться от поездки. Она предоставляет выбор тебе, чтобы потом ни в чем себя не винить. Ты думал, все будет иначе? Да кем ты себя, собственно, возомнил?»
Ярость захлестнула его оглушительной волной, затмевая разум. Он сжал коробочку так сильно, что, казалось, раздался хруст. Пот заструился по его лицу, руки задрожали от напряжения. Он сдерживался из последних сил, чтобы не наговорить Ангелине колкостей.