И сердца боль
Шрифт:
Все эти мысли пронеслись в голове Андрея ярким метеором. И ему стало жалко родителей, как бывает жалко убогих калек.
И эту жалость прочел в его глазах отец (по крайней мере, Андрею так показалось).
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Сергей Петрович. — Но так сложилась жизнь. В нашем возрасте поздно что-то менять. Можно только начать с самого начала. А у меня на это нет ни сил, ни мужества. Вот поэтому я и не хочу, чтобы у тебя было также. Не хочу! Но мать раздавит тебя, стоит тебе только на шаг отступить. Раздавит простым микрокалькулятором, на котором подсчитает
Андрей медленно кивнул.
— Отлично. Я помогу тебе. Рассчитывай на меня, сын.
9
Эти слова отца запечатлелись в памяти Андрея, как запечатлелись клинописные значки на великих «халдейских таблицах», — навечно.
«Не позволяй ей подсчитывать твои убытки…»
Как же отец был прав!
Разговор попутчиков позади него заставил оторваться от воспоминаний. Андрей с улыбкой прислушался.
— …Не, не кажыце, даражэнькі! Вы гляньце, што у Расеі робіцца! А у нас? — надрывалась пожилая женщина.
Андрей скосил взгляд и увидел беседующих. Женщина была в сером пуховом платке, простой замызганной куртке и держала между ног огромную сумку с продуктами. Рядом с ней сидели два ехидно посмеивавшихся мужичка. Один доверительно нагнулся и сказал:
— Вы посмотрите, какие в России цены и какие зарплаты.
— Не сагласная я з вамі! А што цэны? Затое ім грошы не даюць. А у нас? Палучку даюць? Даюць! Пенcii плацяць? Плацяць!
Андрей снова улыбнулся. В России такого страстного разделения мнений не наблюдалось. Почти все вспоминали ситуацию с Брежневым, но тут же трагично вздыхали: хуже его — сколько угодно, лучше — пока не видно.
— Простите, вы не военный? — услышал Андрей неожиданный вопрос.
Рядом с ним сидела сухонькая старушка и умиленно улыбалась, глядя на него. Странный вопрос позабавил его, и он ответил отрицательно. Старушка, словно боясь потерять в его лице со всех сторон приятного собеседника, быстро заговорила:
— А мой муж был военным. Служил в Мачулищах… Мы как раз проехали… Там такой был большой военный городок! А мне показалось, что вы военный… Я к знакомой еду. Просила альбом с фотографиями привезти. Ну я и везу… А хотите покажу?
И не дожидаясь согласия, стала вытаскивать огромный альбом в бархатном переплете из холщовой сумки. Через несколько мгновений на колени изумленного Андрея легла семейная реликвия, которая обычно не возится в холщовых сумках по электричкам и не показывается первым встречным молодым людям. Странная же старушка видимо имела на этот счет иное мнение и теперь вдохновенно принялась комментировать картинки незнакомой, непонятной и чужой ему жизни.
Андрей просто кожей чувствовал, как окружающие сочувственно заулыбались. Старушка, казалось, даже не видела этих многозначительных улыбок.
— … вот это — сестра моя с мужем. Вот в Сочи… Вот в Ленинграде… А это Ташкент… А это сослуживцы Володи… Вот дочка наша… А вот внучка моя. Ой, ну тут она маленькая! Здесь уже взрослая. Восемнадцать! Бабуля, говорит, такие парни сейчас неинтересные! А сама
Андрей вдруг понял, какую «ловушку» устроила ему хитрая старуха. И от того, что свидетелями ее беззастенчивого сводничества стали все окружающие, стало еще хуже. Чертыхаясь в душе, Андрей все больше и больше краснел от сдерживаемой досады. Через минуту у него не осталось никаких сомнений относительно намерений разговорчивой старухи.
— Все дома сидит! Почти и не выходит. С подружками, да с подружками. А хотите телефон дам? — и опять же, не дожидаясь согласия, «выстрелила» набором цифр. — Запомните? Или давайте запишу, а?
— Я запомню, — неловко улыбаясь, произнес Андрей.
— Нет, забудете. Я лучше напишу на бумажке.
Старуха вытащила из кармана куцего пальто приготовленную ручку, остаток блокнота и быстро написала номер телефона обожаемой внучки.
— Вот! — торжествующе произнесла она, впихивая ему в карман бумажку. — Обязательно позвоните! Лучше прямо сегодня и позвоните! А! Договорились? Вы обещаете?
Андрей, понимая, что избавиться от старухи он не сможет, а дорога еще дальняя, поднялся, достал с полки свою сумку и самым беззастенчивым образом соврал:
— Конечно, позвоню. Но мне пора выходить.
— Так вы позвоните? Только не говорите, откуда телефон! Скажите: Оля, привет, а я вас знаю!
Оля! Андрей вздрогнул.
Все, с него хватит!
— Позвоните обязательно! — старуха буквально вцепилась в него, и Андрею стоило большого труда мягко освободиться.
В тамбуре он просто перешел в другой вагон и, найдя свободное место, сел. Правда, не у окна, но все лучше, чем рядом с ненормальной старушкой. Бумажку он с раздражением выбросил еще в тамбуре.
Разве может быть еще какая-то Оля, кроме его Оли? Разве может быть другая Оля, отличная от той, которую он знал?
Мысль об этом оскорбляла его чувства и его память…
Андрей заставил себя успокоиться. С чего вдруг он так разволновался? Если посмотреть на это с другой стороны, то старушку можно и пожалеть. Живет одна, чувствует свою ненужность, покинутость, хочет чем-то помочь людям, которых любит. Да, чудаковата, да, наивна в своей старческой чудаковатости. Но нельзя осуждать ее за это. Андрей подозревал, что он — не единственная «жертва» странной старушки. Нечаянный разговор, случайно оказавшийся с собой семейный фотоальбом — все это тщательно инсценированные, но наивные уловки. И Андрею стало действительно жалко старуху, раскатывавшую в электричках в тщетной надежде доставить внучке радость, вручая ее телефон молодым парням.
Чего только в жизни не бывает! И снова слова отца…
10
— Чего в жизни не бывает, сын! Есть у меня один знакомый. Давно его знаю. Вроде как и не друзья, но и связи друг с другом не теряем. Точно он ждал твоего случая. Он большой милицейский чин. Я думаю, он не откажется помочь найти твою незнакомку, а? — и отец тихо засмеялся, снова потрепав его шевелюру. — Завтра же поговорю с ним.
Отец сдержал свое обещание. На следующий день, вечером, к телефону его позвала удивленная мать.