И смех и грех, или Какая мука - воспитывать!
Шрифт:
Парочка молчала. Неизвестно, что чувствовала Кристина, но Ивана обуяла жалость с этому несчастному. Не хотел бы он когда-нибудь оказаться на его месте.
— Тин, неужели правда из-за него завязала? — по-свойски спросил у жены Анатолий.
— Толик, — наконец отмерла та, — чего ты добиваешься? Что такого уж страшного, что я хочу с тобой развестись? Почему ты не можешь меня отпустить?
— Дура, — вальяжно выплюнул муж. — Ты меня… не понимаешь. — И вдруг его лицо сделалось мечтательным. — А
Женщина закатила глаза.
— Ну… а мне-то что. — Она неуверенно пожала плечами. — Мне по барабану.
— Ей понравилось… она сказала.
Равнодушно скривившись, Тина на это не нашлась, что ответить. Она мельком глянула вбок на Ивана, но тут же вернула внимание к мужу.
— А интересно, Ленке Барсуль понравилось? — продолжил тот.
— Ленке? — Мартынова нахмурилась. — Ты… с Ленкой? — плотно сжала она губы и раздула ноздри.
— Не я. Он. — Показал ружьём на Ивана Толик.
Лицо женщины, которое парень нашел действительно посвежевшим и преобразившимся, окрасилось высокой степенью удивления. Да он и сам удивился.
— Й-йа-а? — округлил свои и без того большие глаза. — Да ты задрал хню нести! Я никакую Ленку Барсуль отродясь в глаза не видел и не знаю!
Кристина замерла.
— Это он её называет девичью фамилию, — пояснила она, не сводя глаз с Ивана. — А по мужу она Алова.
Парень запнулся и замер.
— И… что.
— А то, — обрадовался Мартынов. — Что она сегодня зашла в твой подъезд в тринадцать тридцать и вышла часа черед два. Мне Жорик давал своих ребят, они фотки переслали.
Кристина посмотрела на мужа, но потом снова быстро на Ивана.
— Понятия не имею, — ответил тот ей на взгляд и боязливо пожал своими квадратными плечами. — Много ли Ленок выходит из моего подъезда.
— Но ты в это время был в квартире, — продолжил давить Толик.
— И что?
— Ты… — заторможено потянулась руками к Ивану Кристина. — Ты, что… вы что! С ней?!
— Нет.
— Ты её трахнул! — ткнула она в него указательным пальцем. — По глазам вижу!
— НЕ-Е-ЕТ! — гаркнул ей прямо в лицо Беспалов, будто она уличила его, что он пил и просила дыхнуть.
«Если тебя поймали за руку, — учил отец Степан Лаврович, — говори: «Не моя рука». И пусть все охуеют».
— Врёшь! — схватила его за толстовку женщина. — Как вы… могли! Как ты посмел, кобель!
— Да отстать ты от меня, полоумная! — сделал шаг от неё Иван, отмахиваясь, как от осы.
— Не прощу! Никогда тебе этого не прощу, слышишь?
— Отвяжись!
Ба-бах!
Все замерли под очередной звон стекла и грохот комьев штукатурки.
— Что, — будто даже обрадовался Мартынов, — не нравится, что он чпокнул твою подружку, да?
А на меня всё равно, значит,
— Да! — вытянула на него шею Кристина. — Всё равно! Видеть тебя не могу! Опостылел, сил нет! Хоть застрели из твоего ружья, всё равно никогда тебя не полюблю. Отвратителен ты мне, не могу больше! — Казалось, ещё чуть-чуть, и она действительно наплюёт на опасность и накинется на мужа.
— Застрелить? — вскинул ружьё Мартынов.
— Стреляй! Стреляй, козёл уродливый! — всё-таки сделала на него шаг.
— Э… эй, вы чего… да прекратите вы! — взял её за рукав Ваня.
— Стреляй! — оттолкнула его Кристина. — Пусть стреляет! Лучше сдохнуть, чем…
— Да не выду… — тут Иван увидел выражение лица Толика и, так как у мужчин мозг работает немного по-другому, чем у женщин, первым среагировал на эту мимику — успел заслонить собой только половину фигуры рядом стоявшей женщины, но этого оказалось достаточно.
Ба-бах!
Плечо опалило словно раскалённым железом. Боль отозвалась в сердце. Оно кольнуло сильно, резко, как шомполом. Иван зажмурился что есть мочи, чтобы не закричать и не взвыть.
«Кнопка уехала… ну и хорошо».
И мир перестал существовать.
— Ванька! Ну что ты будешь делать с этим ребёнком! Что за несносный мальчишка!
Иван распахнул глаза и повернул голову на голос. В дверях больничной палаты стояла мать.
Вернее, то, что от неё осталось.
Сильно похудевшая, не очень аккуратно стриженная, простоволосая, без косметики, с чёрными набрякшими кругами под глазами — небольшой укол в самое сердце Иван почувствовал даже сквозь обезболивающие и седативные препараты.
Из-за плеча Жанны Ивановны выглядывала Арина. Её молоденькая симпатичная шкодливая мордашка светилась от радости и нетерпения, чем ещё сильнее подчёркивала не самый цветущий вид мадам Темниковой.
Наконец мать отмерла и ринулась в комнату. На ходу бросила на соседнюю пустующую кровать дублёнку с шапкой и туда же скинула через голову шарф.
— Здравствуй, сынок, — приблизилась и склонилась осторожно, грея дыханием замёрзшие на морозе руки. Обняла лицо сына и расцеловала в щёки с отросшей щетиной.
— Привет, мам, — Иван устало и бессильно улыбнулся. Он тоже очень соскучился, хоть и с детства привык быть от неё далеко. Поэтому сейчас появление мамы знакомо расслабило и успокоило даже получше лекарств.
Арина вошла вслед за Жанной Ивановной и поставила на тумбочку пакет.
— Привет, — поздоровалась робко и скованно, чувствуя себя здесь лишней. — Мы с дедушкой пришли. Он там с врачами разговаривает.
Мать металась глазами между лицом ребёнка и его забинтованным, зафиксированным плечом. Хотела прикоснуться к ране, но не решилась.