И снова Оливия
Шрифт:
На что ее мать ответила:
– Бренда, он – твой муж, ты обязана это делать.
Кайли замялась у двери, но мать с сестрой замолчали, и когда девочка вошла, Бренда поднялась ей навстречу:
– Привет, лапа. Где ты так припозднилась?
Бренда была намного старше Кайли, и раньше она была красивой женщиной с темно-рыжими волосами и гладкой кожей, но в последнее время коричневые тени залегли под глазами, и вдобавок она потолстела.
– Убиралась у Берты Бэбкок. – Кайли сбросила рюкзак. – Терпеть не могу. – Сняв куртку, Кайли пояснила: – Ее терпеть не могу.
– Не переживай, – сказала мать, закуривая сигарету, – она тебя тоже на дух не выносит. Ты ирландка, а значит, для нее ты – прислуга
Бренда натянула свой синий кардиган, на животе он не сходился.
– И все же хорошо, что ты этим занимаешься, – подмигнула она младшей сестре.
– Миссис Рингроуз тоже хочет нанять меня убираться у нее, – сообщила Кайли. – Ей миссис Бэбкок меня рекомендовала.
– Что ж, прекрасно, – сказала мать безразличным тоном, а возможно, ей и вправду было все равно.
– Еще одна конгрегационалистка? – шутливо спросила Бренда.
– По-моему, да, – ответила Кайли.
Кайли отправилась в свою комнату; старая деревянная дверь не закрывалась до конца, и Кайли, слушая, как разговаривают мать с сестрой – теперь приглушенными голосами, – догадалась, что речь идет о сексе. Сестра больше не хотела секса с Эдом, и Кайли могла ее понять. Он был нормальный парень, ее зять, но маленького роста и с плохими зубами, и у Кайли возникало странное ощущение в животе при мысли, что он постоянно этого хочет. Кайли села на кровать и подумала, что никогда – и ни за что на свете – не выйдет за парня вроде Эда.
И она никогда не состарится, как Берта Бэбкок. У этой вдовы пол на кухне был выложен черной и белой плиткой, и каждую неделю хозяйка заставляла Кайли чистить между плитками зубной щеткой, Кайли этого просто не выносила. Ей казалось, что дом Бэбкок провонял одиночеством, от которого нет спасения.
На пороге появилась Бренда. Комната Кайли была маленькой и освещалась лампочкой, висевшей под потолком, свет падал в основном на розовое бугристое одеяло на кровати.
– Мне пора, – сказала Бренда, надевая пальто, – дети ждут ужина. (Бренда жила за два города от них.) Мама говорит, ты по-прежнему не играешь на пианино, – продолжила Бренда и спросила заговорщицким шепотом: – Не продать ли его, лапа?
Кайли встала, чтобы обнять сестру на прощанье.
– Нет, пожалуйста, не допусти, чтобы она его продала… Я буду играть, обещаю.
На пианино играл отец, но когда она сама научилась играть, он заявил, что предпочитает слушать музыку в ее исполнении. «Я люблю тебя, и я люблю пианино, и от такого сочетания я чувствую себя на седьмом небе», – говорил отец, стоя в дверях их прежней гостиной.
Вечером Кайли села за пианино, старое, черное. Играла она плохо, потому что давно не касалась клавиш, и даже сонаты Моцарта, те, что попроще, не давались ей с той же легкостью, как раньше. Кайли опустила крышку на клавиатуру.
– Я буду играть чаще, – сказала она матери, которая сидела в углу и курила сигарету, чуть-чуть приоткрыв окно; мать не ответила.
Остаток вечера Кайли провела в своей комнате за компьютером, слушая речь Мартина Лютера Кинга «У меня есть мечта». Это было домашнее задание по обществознанию, но отец рассказывал ей и об этой речи тоже.
В доме Рингроузов тоже веяло одиночеством. Но запах был другой, не как у Берты Бэбкок, и дом был поменьше – он стоял на Кейп-Ривер-роуд, и у входа висела табличка с цифрами 1742, – а кроме того, там было почище и Кайли не приходилось надрываться. В первый день миссис Рингроуз выдала ей инструкции: каждый раз она должна мыть дрова в камине очищающим средством, разведенным в ведре теплой воды, – дрова были березовыми с посеревшей белой корой. А деревянные полы нужно мыть, стоя на четвереньках,
Но самое странное из того, что случилось в первый день, было связано с подвенечным платьем миссис Рингроуз – она заставила Кайли примерить его. Платье, местами пожелтевшее, лежало на кровати в спальне учительницы. У супругов Рингроуз были раздельные спальни и туалетные комнаты.
– Просто примерь, Кайли, – велела миссис Рингроуз. – У тебя такой же размер, какой был у меня, когда я выходила замуж, и мне хочется увидеть это платье на ком-нибудь. – Она наклонила голову набок: – Давай-ка.
Кайли огляделась и снова перевела взгляд на миссис Рингроуз, затем начала медленно расстегивать блузку. Миссис Рингроуз стояла неподвижно, наблюдая за ней, и Кайли ничего не оставалось, как снять блузку, а потом и джинсы, после того как она сбросила кроссовки. В трусах и лифчике она стояла перед этой женщиной в пятне солнечного света, похожего на разбавленное молоко, и чувствовала, как кожа на руках и ногах покрывается пупырышками. Миссис Рингроуз подняла платье над головой Кайли, и она легко влезла в него, платье ей нигде не жало и не топорщилось.
Сняв очки, миссис Рингроуз утерла глаза. Щеки у нее были влажными, когда она вернула очки на место.
– Послушай, – миссис Рингроуз положила ладонь на плечо Кайли, – я организовала группу при нашей церкви под названием «Серебряные квадраты». У нас уже существует группа «Золотой круг», но они несколько старомодны, поэтому я придумала «Серебряные квадраты», и в июне мы устраиваем показ мод, и я хочу, чтобы на этом мероприятии ты играла на пианино, одетая в мое подвенечное платье.
Когда Кайли переодевалась в свою одежду, эта женщина не спускала с нее глаз.
Больше во время уборки Кайли с ней не сталкивалась, миссис Рингроуз никогда не было дома.
– Я занята «Серебряными квадратами», – говорила она.
Кайли, как ей было сказано, доставала ключ из-под коврика и входила. Десятидолларовая купюра неизменно лежала на кухонном столе в ожидании уборщицы.
И однако дом Рингроузов угнетал Кайли как никакое другое жилье.
К примеру: туалетная комната мистера Рингроуза напоминала «удобства во дворе». Над канализационным стоком вместо унитаза поставили темно-зеленый бочонок, и получалось так, что ты сидишь над дырой в полу. Стены были обшиты грубыми досками. Кайли никогда не разговаривала с мистером Рингроузом, во время уборки он отсутствовал, но в лицо она его знала, потому что видела его в городе вместе с миссис Рингроуз. Он был высоким, старым, седовласым; много лет он работал в Портленде, в каком-то историческом музее, но давно вышел на пенсию. В его туалетной комнате не было раковины, только доски, как в хлеву, и темно-зеленый бочонок в центре. У миссис Рингроуз туалетная комната была нормальной, с фаянсовой раковиной и полочкой, где лежали щетка и заколки для волос.