И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ
Шрифт:
- В каком–нибудь подземном коридоре, — авторитетно пояснил для особо сообразительных граф. — Под землей.
Его ответ привлек к нему внимание общественности и автоматически подкрепил его славу эксперта по чрезвычайным ситуациям.
- И куда нам теперь двигаться? — поинтересовался боярин Порфирий с полной уверенностью, что услышит сейчас ответ.
И он был прав.
- Направо, — не колеблясь, заявил Рассобачинский. — За мной!
- А почему это за тобой? — раздался из темноты недовольный голос боярыни
- Нет, за нами, если уж на то дело пошло! Мы — Труворовичи, и наш–то уж род подревнее и познатнее вашего будет!..
Теперь, когда дальнейшие действия были предельно ясны, почему бы не восстановить статус–кво?
- Да кто такой этот ваш Трувор? Вор и разбойник с большой дороги!
- На своего Синеуса, лакея подагричного, посмотрели бы лучше!..
- Да предка нашего Синеуса на царство звать приходили три раза!..
- Да только Трувора Одноглазого выбрали царем–то, не вашего неудачника!..
- Ларишка, Ларишка, што он говорит, ашь?
- Что Трувора царем выбрали поперед нашего предка Синеуса, бабушка!
- Што?!.. Трувора — тшарем?! Не тшарем — княжишкой удельным в лешу медвежьем, и то он дольше пяти недель на троне не продержалшя — в карты его продул!..
- Да ты ничего про наш род не знаешь, боярыня Серапея — так помалкивала бы, не позорилась перед родовитыми–то! Не в карты, а в домино, и не пять недель, а семь с половиною, и медведей там отродясь…
- Это не мы, это ты ишторию не жнаешь, Труворович…
Не дожидаясь окончания благородной дискуссии граф во втором поколении Рассобачинский, он же известный в Драконьей слободе еще сорок лет назад как просто Собакин, он же Петька Зануда, он же Собакин сын, он же песья кровь, демонстративно поддернул полы своей измазанной грязью и глиной шубы ценой в эту самую слободу и невозмутимым ледоколом двинулся сквозь ожидающую исхода вечного спора толпу направо.
Далеко уйти в одиночестве ему не удалось: махнув руками на ссорящихся, бояре — родовитые и не очень — двинулись за ним.
Спорщики, приглушенно переругиваясь, присоединились к остальным метров через двадцать.
А метров через тридцать беглецы наткнулись на кирпичную кладку, перегораживающую коридор.
- Что будем делать? — запаниковали самые нервные.
- Развернемся и пойдем в другую сторону, — уверенно заявил Рассобачинский и снова, со спокойствием ледокола рассекая волну последователей, подал личный пример.
Отойдя от проделанного ими с час назад провала, зияющего свежей на скользкой стене чернотой, на пару сотен метров, бояре снова уперлись в кирпичную стену.
- Замуровали!.. — заголосила Варвара.
- Похоронили!.. — поддержал ее Абросим.
- Ой, страшно, страшно, не могу!.. —
- Ой, мамонька!..
- Цыц, бабы!
- Сам цыц!
- Сам баба!
- Я же говорил — за Синеусовичами надо было идти!..
- За Труворовичами!..
- Тихо!!! — трубно воззвал к массам граф. — Все очень просто. Сейчас мы возвращаемся к нашему лазу, подбираем инструмент…
- Да мы, Синеусовичи!..
- И Труворовичи!..
- Кто хочет остаться здесь жить — не подбирает, — щедро задавил возмущение на корню Рассобачинский. — А остальные пробивают стену и идут вперед. За мной!
* * *
Библиотечный кристаллизовался из ничего и сразу же бросился на поиски царицы.
- Елена!.. Елена!.. Мы были правы в наших догадках!.. Он был вовсе не зачарован — он был просто в состоянии алкогольного опьянения! И он взял книгу не по приказу, а по собственной инициативе! И читает ее сам! И это книга про пломбирского засланца!
- Что?.. — заморгала царица и выпустила из рук тяжелый роман.
- Я говорю, про лазутчика одного из племен, проживающих на Крайнем Севере!
- Почему ты так решил? — недоумение ее ничуть не рассеивалось.
Чтобы не сказать наоборот.
- Потому что она называется «Шпион, пришедший с холода»! Лежит одетый–обутый на лавке, прихлебывает самогонку, и читает!..
- Кто? Шпион?
- Нет, Граненыч!
- И что это значит?
- Н–ну… Не могу сказать точно, — пожал плечами библиотечный. — Но у меня создалось впечатление, что он пьет от страха, что его заколдует Чернослов…
- Нет, я имею ввиду, почему он выбрал именно эту книгу?
- Не знаю, — снова пожал плечами недовольный тем, что его прервали, Дионисий. — Может, хотел почитать что–нибудь легкое? По сравнению с тем, что читает всегда?
- Послушай, Дионисий. Ты ведь сегодня обошел чуть не весь дворец. Ты видел других людей — слуг, или дружинников, или бояр, которые… не поддались заклятью?
- Нет, царица, — не раздумывая, покачал головой хозяин библиотеки. — Все — как неживые, посмотреть — оторопь берет и дрожь колотит.
- То есть, чарам не поддался только он… — мысля вслух, Елена подняла с пола фолиант, положила его на кровать и встала. — В моем понимании, это может произойти только по двум причинам.
- Каким?
- Или он сам колдун, могущественнее Чернослова. Или это получилось потому, что он был… нетрезв. Ведь он был единственным человеком во всем дворце, кто осмелился ослушаться моего приказа…
- Я бы остановился на втором, — быстро решил библиотечный, которого передернуло от одного воспоминания от пропитавшего всю комнатушку истопника сивушного амбре.