И ты, Брут...
Шрифт:
Глаза Чумы блеснули как две монетки только что вышедшие с монетного двора. Многое можно было прочесть в этих неподвижных круглых как у птицы глазах. И мечты о сытой беззаботной жизни, и боязнь проколоться и снова угодить за решетку, и восторг от названной суммы, и сомнение в правдивости слов толстяка, и опасение продешевить, и борьба в самом себе с желанием тут же дать согласие, и многое, многое другое. Ах, толстяк, толстяк, змей-искуситель. Из-за таких как ты и изгоняют из рая!
Девушка тоже представляла живописную картину. Сообщение о десяти тысячах произвело
— Вы сказали, десять тысяч?! — переспросила она.
— Вот именно, каждому, — невозмутимо заявил Валера. — Я от своих слов не отказываюсь.
Чума оживился. Презрительного отношения к толстяку у него как не бывало.
— Что нужно забрать у мужика? — деловито осведомился он, обнаруживая бившую в нем криминальную жилку.
— А вот это пока секрет, — важно произнес Валера. — Когда ударим по рукам, тогда и расскажу обо всем подробно.
— Ну, хорошо, — не стал настаивать Санек. — Тогда еще один вопрос: почему бы тебе, толстячок, не сэкономить деньги и самому не забрать у мужика то, что нужно?
Валера развалился на скамейке. Очевидно, он уже считал дело по найму нас на работу решенным, а потому позволил себе хозяйский, слегка небрежный тон.
— Не могу. Мужик этот меня знает — это раз. А во-вторых, я уже говорил: мне нужны сильные, ловкие и смелые люди. Когда ты увидишь дом, в который я вас посылаю, ты поймешь почему. Ну так как, согласны?.. — и Валера, приоткрыв рот, словно ему тяжело было удерживать в сомкнутом состоянии заплывшую жиром челюсть, выжидающе уставился на нас.
Я слушал толстяка, раздражаясь все больше и больше. Что он дурак что ли предлагать мне такие вещи! С какой это стати я, честный, законопослушный гражданин полезу в чей-то дом?
— Нет, не согласны! — рявкнул я, сдерживая желание плеснуть Валере в лицо водку из стакана.
Толстяк посмотрел на меня тяжелым взглядом.
— Это почему же?
— А потому, — сказал я с угрозой в голосе, — что ваши понятия о чести мужестве и героизме, здорово отличаются от наших понятий по тому же поводу. И вообще, уважаемый, советую вам держаться от нас подальше, иначе сохранность ваших костей я вам не гарантирую.
На мгновенье Валера сузил глаза, и его лицо стало злым и жестким, однако мышцы на нем тут же расслабились и он вновь "подобрел".
— Ну хорошо, хорошо, — примирительно сказал толстяк. — Не будем ссориться. Давайте выпьем!
Валера вновь вскочил со своим графинчиком и потянулся через стол к моему стакану. В этот момент в ресторане грянула музыка. Это было так неожиданно, что наша компания дружно повернула головы к окнам. Там за легкими тюлевыми занавесками задвигались неясные фигуры. Посетители ресторана стали вставать из-за своих столиков и направляться к площадке перед эстрадой. Когда я снова оборотил взор к присутствующим за нашим столиком людям, толстяк уже сидел на своем месте и добродушно мне улыбался.
— Я с неприятными мне людьми не пью! — заявил
Настя суетливо и излишне поспешно вскочила, похожая на зазевавшегося пассажира, неожиданно услышавшего по радио об отправлении его поезда. К моему удивлению встал и Чума, хотя, как мне казалось, он собирался задержаться. Вынужден был подняться и Валера. Он встал грузно, неловко и казался разочарованным.
— Жаль, что мы с вами не нашли общий язык, — проговорил он, разведя руками. — Но если вы передумаете, как вас найти?
— А никак, — изрек я. — Мы не передумаем. Прощай, дядя!
Чуме очень не хотелось расставаться с мечтой заполучить десять тысяч баксов. Поколебавшись, он неуверенно сказал Валере:
— Я вообще-то, в четвертый автопарк на работу устраиваюсь. Там меня найдешь. Чумаев моя фамилия. Зовут Санек.
Валера тоже стал собираться. Он взял со стола сотовый телефон, сунул в нагрудный карман рубашки. Он явно намеривался покинуть кафетерий вместе с нами. Я не хотел идти с ним одной дорогой, и чтобы отделаться от него, потянул девушку за руку к бару.
— Пойдем Настя, я воды хочу попить.
Мы направились к стойке бара, за нами потянулся и Санек. Оставшись в одиночестве, толстяк потоптался у столика и начал спускаться по лестнице.
Бармен — прилизанный парнишка в белой рубашке и при бабочке — выдал нам большую бутылку минеральной воды, которая через пару минут оказалась в наших желудках. Выждав еще пару минут, наша компания двинулась к выходу.
На улице гулял ветерок, было тихо, темно и безлюдно. Хотя я был навеселе, мне отчего-то было грустно, клонило в сон. Заходить к Сереге я передумал. Настроение дрянное, вид унылый, чего другим людям праздник портить? Да и поздновато уже по гостям расхаживать. Я решил дойти до центральной дороги, попрощаться с новыми знакомыми и на такси отправиться восвояси.
Не тут-то было! Едва мы вошли в полосу зеленых насаждений, как из темноты вынырнули три человека. В одном из них я узнал верзилу, двух других парней видел впервые. Неприятный холодок лизнул меня между лопатками, и я непроизвольно замедлил шаг, чувствуя плечом тепло девушки испуганно прильнувшей ко мне. Гулко, тревожно стучало в ее груди сердце. Шедший с левой стороны от меня Чума напрягся и тоже перешел на шаг увязающего в болоте человека. Через пару метров все втроем окончательно увязли в трясине и остановились.
— Вот и попались! — хмуро сказал бугай, стоявший в окружении парней на нашем пути. — Мы уж весь массив оббегали в поисках вас. Думали, не найдем…
С такой компанией нам троим было ни за что не справиться. Я попробовал урезонить верзилу.
— Слышь, парень, — произнес я, подыскивая в голосе подходящие случаю мирно звучащие нотки. — Ну, погорячились немножко и ты, и мы. Дело прошлое. Давай заключим мир и отправимся по домам.
Однако потерпевшему в метро публичный афронт верзиле требовалась сатисфакция.