И тысячу лет спустя. Трэлл
Шрифт:
— Что опять такое? Никак не угомонитесь? — до парочки донесся ревнивый тон Олега.
Вошканье прекратилось. Мирослава посмеялась, а Райан только сам себе улыбнулся. Рука женщины. Прекрасной женщины. На его животе.
— Почему на твоем псе был дирхам? — вдруг поинтересовался Райан. — Я не видел прежде, чтобы из них делали украшения для псов.
Марна помолчала. Она все думала о воде, а тут новые сомнения и догадки стали закрадываться в ее голову. Бруни перемещался, а она без него — нет. Что если… дирхам? Ей непременно нужно вернуть пса поскорее.
— А я сделала, — ответила она немного погодя. — Там, откуда я пришла, дирхамами и серебром
— А откуда ты пришла?
— Из воды, — только ответила она и не вдавалась больше в подробности.
Весь следующий день путники шли молча. Райану и Марне было неловко после ночи, проведенной в обнимку, потому как каждый знал мысли другого. Мирослава заснула обняв Райана сзади, а проснулась уже на его груди. Олегу было не по себе от жгучих ран, нанесенных кабанихой. Да и сердце, полыхающее от ревности, мучило его не меньше. Глебу становилось все хуже. Кажется, отрубленная рука не остановила заражение, и оно пошло дальше, на грудь.
Оставалось переждать ночь в лесу и, наконец, выйти к реке: Новгород был совсем близко, а значит, и викинги тоже.
— Расскажи о Маккенне, — Мирослава вдруг заговорила с Райаном сама.
— Хорошо, — он повернулся к ней.
Мирослава почувствовала приятный запах его губ, это был все тот же пчелиный забрус. Ну вот. Опять этот жар. Возбуждение. Желание. И как думать о Маккенне, когда перед глазами только его красные губы, пахнущие сладким медом?
— Даны мучили мой народ еще задолго до моего рождения, — начал он. — Они пришли в первый раз шестьдесят лет назад…
Мирослава хорошо знала историю собственного города, в котором родилась. Первый раз викинги пришли в Ирландию в 812. Они разграбили города, сожгли монастырь и свитки и лишили ирландцев истории. Но тогда потерпели поражение и не смогли забрать у народа самое главное — свободу.
— Когда они пришли во второй раз, то как раз основали крепость, город Лимерик, и моя семья перебралась туда. Через год я родился. А когда мне было одиннадцать, а Маккенне — тринадцать, пришли еще одни викинги, их ты знаешь. Конунг Рёрик и ярл Харальд. Мы с моей семьей жили в собственном имении с не одним десятком крестьян. Отец работал судьей, но держал скот, которым в основном занимались мать и сестра. Полагаю, от скуки. Я же по большей части занимался образованием, чтобы сменить отца, когда тот станет совсем стар.
Райан рассказал Марне о монахе, который учил его языкам и Библии в монастыре, куда маленький Райан приходил учиться. Он рассказал ей о своей прабабке-язычнице, у которой всегда была припасена сказка о лесных феях, о Маккенне, красивой и развитой не по годам. Каждый второй жених Лимерика ждал возможности посвататься к ней.
— Я всегда отличался необыкновенной памятью и вниманием, — признался Райан. — Но тот день… только яркие вспышки, а затем снова одна тьма… Я помню только родителей, лежавших в крови у моих ног. Я помню, что они отрубили отцу голову. Я помню только плач и крик Маккенны, что молила о помощи. Меня заставили смотреть, а что с того толку, если все, что я видел, не осталось во мне? Я помню мужчину, что злился на меня, потому как я не переставал читать молитву, надеясь, что Бог явится туда и поступит справедливо. Но я не помню их лиц и только продолжаю молиться перед сном, чтобы Господь указал мне на тех мужчин, тех варваров, привел меня к ним. Мой ярл сказал, что виновных давно наказали, но тогда почему сердце мое не может найти покоя? Чего еще ему надобно?
Мирослава слушала Райана и пыталась его понимать не
— Данов тогда в Лимерике было много. Меня всё хотели убить: привязать к скоту за ноги и пустить по полю, как делали и с другими пленными ради забавы. Рёрик решил выделиться и распял меня на кресте. Их злило то, что я каждый раз продолжал молиться, и они все ждали, когда именно я предам своего Бога, после какой боли? Но ярл Синеус выкупил меня у своего же брата за мешок звенящего серебра. Я и не знаю, зачем понадобился ему, но благодарен за это. Синеус всегда относился ко мне лучше, чем к обычному трэллу. Так мы и живем уже тринадцать лет бок о бок. Я служил ему во Фризии. Служу и теперь в Альдейгьюборге.
— Ты хотел быть свободным? — спросила вдруг Мирослава, и Райан удивился, каким складным и понятным вышел ее вопрос.
— Я всегда ждал этого дня. Кажется, он, наконец, пришел. Если Маккенна жива, я найду ее, чего бы мне это ни стоило. Маккенна жива? — спросил он ее еще раз.
— Маккенна жива, — тихо и заученно ответила Мирослава.
Теперь грустные мысли о Маккенне сменили мысли о Райане, и прежнее неистовое желание отступило.
— Стать свободным человеком в этих землях не так просто. Это не Ирландия. У меня нет ни меча, ни серебра, ни земель, ни лодки, чтобы уплыть. И потому я только молился и ждал чуда. И, кажется, Господь услышал мои молитвы.
Глава 20. Новгород
Когда Мирослава увидела Новгород, она не поняла и не признала, что то был Новгород. Может быть, и новый, но вот точно не город. Они вошли в некое поселение, которое все то и дело звали Новым Градом. Оно было больше Ладоги, больше крепости и больше общины, в которой жил Олег, но все также полно серых построек, землянок и окружено частоколом. Новгород был разделен рекой на две части. Путники зашли с правого берега, там, где было, по всей видимости, главное здание — будущий кремль, и где восседал и откуда правил князь Святослав.
В первые ворота их легко впустили. Четыре путника никому не повредят, а сторожа, хоть и не сразу, но признали Олега и Глеба, возмужавших и окрепчавших за десять лет. Они прошли главную крепость, заключающую город в кольцо. Новгородская крепость почти ничем не отличалась от ладожской. Все те же деревянные постройки, грязь, прилипающая к сапогам, и курицы, которые искали в ней чем полакомиться. Однако здесь было больше жизни. Здесь были и дети, что играли с палками, и женщины, с любопытством рассматривающие прибывших. Здесь были и купцы, и товары. Люди разных полов и возрастов. Новгород был главным местом обитания ильменских словен, раскиданных по всему северу, покуда Ладога — стратегическим военным объектом норманнов или варягов. Когда путники вошли в город, народ, шедший по своим делам, расступался, шептался и тыкал пальцами. Женщины весело смеялись и любовались мужчинами.
Марна загляделась на маленькую светловолосую девочку, что стряпала куличики из грязи, мочила их в луже и украшала соломой. В той же луже плескался маленький розовый поросенок. Поросенок. Теперь еда для нее.
Так они шли еще около получаса по грязи, вдоль землянок и избушек, пока не достигли новых ворот. И тогда Мирослава смекнула: Новгород все же отличался от Ладоги. Он было словно луковица, одетый в несколько одежд, окруженный несколькими вратами. Главное — добраться до самого центра, и девушка уже была в предвкушении.