И умрем в один день…
Шрифт:
Но я не исчез. Серая, едва заметная тень легла на отдаленные предметы, а если смотреть в ультрафиолетовом диапазоне, то у тени даже остались человекоподобные очертания — странно было наблюдать, странно и страшно, не мне — Лючии, я сейчас не только видел ее глазами, но и чувствовал, как она: страшно, страшно, не уходи, пожалуйста, ты не можешь уйти, а если уйдешь…
Тогда я хочу быть с тобой. Там. И с тобой умереть. Сколько лет ты положил себе на жизнь в капле? Неужели и там ты хочешь покончить со всем быстро и решительно, и только потому,
Моя тень отодвинулась и застыла, а воздух стал чуть плотнее, это Лючия почувствовала кожей, она знала, что сделать ничего невозможно, тень — всего лишь квантовый эффект, искажение вероятности, а ядро волновой функции уже переместилось в новую, только что созданную вселенную… и там…
— Я хочу досмотреть, — сказал я, потому что Джеронимо прервал демонстрацию, изображение в моих мыслях растаяло — на этот раз без остатка, сохранившись лишь в памяти, теперь уже — навсегда.
— Зачем? — невозмутимо сказал Балцано. — Это не твоя память. Попроси Лючию, и если она захочет… Впрочем, тогда пусть сама тебе все и расскажет. Когда она пришла ко мне и показала запись, я спросил… Впрочем, я и так понимал, чего она хотела. Пойти в каплю за тобой, уговорить вернуться…
— Если бы я вернулся, то целый мир… целая вселенная…
— Перестали бы существовать, да. Ну, сколько уж было таких… Плотность темной энергии резко возрастает, когда уходящий наблюдатель теряет свою энергию, часть которой использовал на создание этого мира…
— Но там… — сказал я. — Получилось не так… Я не был наблюдателем!
— Ты слишком торопился уйти, — пожал плечами Джеронимо. — И опыта в создании капель у тебя немного, верно? Результат: ты сохранил профессию… интуитивно, да? И не захотел даже самому себе признаться в том, что несешь теперь ответственность за жизни и смерти миллиардов людей… и животных… и прочих тварей… и планет… и звезд… и галактик… и черных дыр…
— Хватит! — воскликнул я. — Вот так же и Вериано перечислял, уходя…
— Ты не умеешь создавать полностью детерминированные капли, Джузеппе. Для того, чтобы наверняка покончить с собой, тоже нужно быть специалистом. Тренировки, да. Нужно множество раз тренироваться… а ты захотел сразу. Естественно, у тебя не получилось. Ты бы знал об этом, если бы…
— Меня никогда не интересовала космология, — пробормотал я. — Мне казалось, что достаточно уйти в каплю…
— Это целая наука, — покачал головой Балцано. — Я с этим сталкивался в работе, ты — нет.
— Понимаю, — пробормотал я. — Вериано был изнанкой моей же личности… потому он и пришел ко мне, когда… И этот Джанджакомо Гатти был… тоже был я.
— Конечно. Тот ты, которого и любила Лючия по-настоящему.
— Я ничего не понимал…
— Но ты сделал все, что мог, верно? Ты профессионал, Джузеппе, и остался им.
— А ты ловко этим воспользовался, — сказал я с неприязнью. — Ты помог Лючии.
— Успел помочь. Твоя капля эволюционировала так быстро, что была опасность не успеть.
— Когда ты…
— Хочешь знать?
— Да, — сказал я. — Она могла выйти за меня, а вышла за…
— За тебя, естественно, за вторую твою суть. А потом познакомилась с Джанджакомо… тоже с тобой, но более близким ей по духу. Чем это закончилось — тебе известно.
— Если ты помогал ей… Кстати, отчего ты постоянно лазил сквозь стены?
— Послушай! Это не моя капля, сначала я вообще ничего там не понимал и, бывало, наступал не там или не тогда… какие бывали наводнения, ты наверняка читал в газетах или по телевидению видел…
— Климатические выверты…
— Это не я, точнее — не только я. Очень неустойчивая система воздушных масс на планете, достаточно малого воздействия… ты хочешь обсудить это?
— Нет, — отказался я. Какое это сейчас имело значение? — Но ты мог хотя бы людей не пугать.
— Я не понимал, что кого-то пугаю, — смущенно улыбнулся Балцано. — Я только присматривал за Лючией.
— Если Вериано… Послушай, это уже профессиональное! Почему он обвинил Лючию в том, что она погубила вселенную? Он же должен был понимать, пусть хотя бы на бессознательном уровне…
— А ты всегда был таким, Джузеппе, — отмахнулся Балцано. — Ты редко признаешь свои ошибки, верно? Ты редко берешь на себя… Почему в капле должно было быть иначе?
Я промолчал. Конечно, Балцано был прав. Во всем, кроме одного.
— Зачем вы заставили меня вернуться? — спросил я. — Разве Лючия изменилась? Разве теперь она перестанет быть такой, какой была всегда? Это невозможно, ты знаешь. И значит, через неделю-другую… Джеронимо, мы поссорились в первую же ночь после возвращения! Я смотрел инсталляцию звезд в Медоне, а Лючия отправилась с каким-то… Она даже не стала объяснять — почему!
— Это — характер, — кивнул Балцано. — Мировая постоянная.
— Я не могу так!
— Тут ты ничего не можешь изменить, Джузеппе.
— Тут — да. Ничего.
— Послушай… Ты что, хочешь опять?…
— Теперь у меня есть опыт, верно?
— Суицидальный комплекс…
— Лечится? Я не собираюсь лечиться, я не болен. Я люблю ее, понимаешь? Люблю!
— Не надо кричать.
— Я не кричу!
— Лючия есть Лючия… Она ведь и там… в капле… любила тебя в Вериано и полюбила тебя в Джанджакомо, а потом…
— Да! Да! Но это был я — только я! Она смогла любить только меня, в каком бы… И теперь я не сделаю такой ошибки. Не будет меня в трех лицах, это легко исправить, когда знаешь, в чем проблема. Только я.
— На какое-то время. А потом — смерть.
— Конечно. Но, послушай: "За миг любви, за поцелуй готов я завтра умереть…"
— Бездарные стихи.
— Хорошо, вот другие: "Любовь — это сон упоительный, свет жизни, источник живительный…"
— Живительный!
— Сколько человек пошли на смерть из-за любви к прекрасной даме!