И в болезни, и в здравии, и на подоконнике
Шрифт:
Мышь пошевелила розовым носиком. Моргнула. И поднялась, деловито обтирая морду лапками.
– Мистер Манкель!
Петер дернулся, разорвал контакт, и мышь, конвульсивно вздрогнув, обмякла.
– Да еб же твою мать! Чего тебе надо? – ощерился Петер на безневинный хрустальный шар.
– Мистер Дагомари просит вас подойти в зал заседаний.
Ну да, конечно. Дагомари. А кто же еще? Некоторые биологические объекты существуют исключительно для того, чтобы портить жизнь окружающим. Мухи. Слепни. Глисты. И Абрахам Дагомари.
– Понял. Иду, - раздраженно прокрутив
В зале заседаний было непривычно пусто и гулко. Убранные в штабеля складные стулья пылились у стены, и черная лаковая трибуна возвышалась посреди комнаты, как одинокий обелиск. Дагомари сидел за накрытым зеленой скатертью столом, оккупировав единственное председательское кресло.
– Петер! Я тебя уже минут десять жду.
– Извини. Нужно было экспертизу закончить, - нагло соврал Петер и, проигнорировав складные стулья, уселся прямо на стол. Покосившись на обильно заляпанный бурыми пятнами халат, брезгливый Дагомари дернул ртом и отодвинулся.
– Тогда не буду тебя отвлекать. Нам передали новое дело, - протянул он Петеру потертую картонную папку. – Ознакомься.
Развязав изрядно засаленные веревочки, Петер пробежал глазами распорядительный лист. Друзилла Лангфранк. Скончалась, приняв пинту концентрированного отвара белены. Возраст – шестьдесят два года, семейное положение – разведена, наследующий родственник – сын Этельред Лангфранк.
– И что?
– Это третье самоубийство в цепочке. Сначала в доме номер семнадцать по Элм-Стрит проживал Алонзо Барберино. Вскрыл вены в ванной, - сникнувший было Дагомари встрепенулся, распушил перья и поднял хохолок. На лице его проступило усвоенное на должности старшего стража снисходительно-терпеливое выражение – и Петер пожалел, что не прихватил лопату.
– Там была сложная история: жена изменяла Алонзо с его же сестрой и, кажется, даже отравить его хотели, так что вопросов не возникло. У мужика реально был повод, чтобы вскрыться. Дом со всем содержимым Алонзо завещал старшему брату Конраду. Пока что все понятно?
– Нет. Сложно как-то. Давай еще разок.
– Хорошо. Алонзо… Так, стоп. Ты издеваешься! – возопил осененный догадкой Дагомари.
– Ну что ты. Я шучу, - миролюбиво улыбнулся Петер. – Ты продолжай, продолжай.
– Да. Конечно, - Дагомари раздраженно передернул плечами. – Так вот. Алонзо завещал все старшему брату. Конрад Барберино вступил в наследование имуществом, продал собственный дом и перебрался на Элм-Стрит. А через пять месяцев повесился в гостиной. Тоже, в общем-то, не без причин. Старший сын Конрада год назад погиб – мы проверили, обычный несчастный случай, все чисто. Средний – хронический алкоголик, а с младшим незадолго до самоубийства Конрад поссорился. Друзья и родственники рассказывали, что последние несколько месяцев мужик из депрессии не вылезал, даже пить начал, хотя раньше спиртное на дух не переносил. Так что это самоубийство тоже не вызвало вопросов.
– А потом дом унаследовала Друзилла
– Откуда ты знаешь? Ты что, уже читал это дело?
– Нет. Я просто умею считать до трех, - развел руками Петер.
– Конечно, - сухо улыбнулся Дагомари. – Это действительно третий случай. Друзилла была любовницей Конрада и унаследовала дом по завещанию.
– А сыновья просто смирились с волей отца?
– Похоже, да. Младший так зол на Конрада, что ничего от него не хочет, а средний не провернул бы сложное дело. Там вместо мозга губка, пропитанная алкоголем.
– Думаешь, отварить в кастрюле белену – это очень сложно?
– Отварить – нет. А вот прийти к незнакомой женщине в дом, споить ей здоровенную кружку подозрительной жидкости и не оставить следов магического воздействия – это задача рангом повыше. Наше экспертное мнение однозначно, - Дагомари многозначительно воздел указательный палец. – Это проклятье. Завязано либо на само здание, либо на какую-то вещь внутри него.
– Но вы не знаете, на какую именно.
– А нам и не нужно, - торжествующе улыбнулся Дагомари. – Для этого есть квалифицированные сотрудники отдела артефактов.
Вот оно - понял Петер. Вот та самая, одна-единственная фраза, ради которой Абрахам затеял весь этот цирк. Встреча в зале заседаний, председательское кресло, подробный изустный пересказ того, что написано в протоколах. Мы – стражи. А вы – вспомогательный персонал. Вот так-то, Петер Манкель. Обломись, жалкий ты неудачник.
– Хорошо, когда в департаменте есть квалифицированные сотрудники, - жизнерадостно осклабился Петер, нависая над Дагомари покосившимся Бурдж-Халифом. – Правда?
Дагомари пропыхтел что-то условно-одобрительное и судорожно кивнул. Подхватив папку, Петер сполз со стола, потянулся и аккуратно поправил скатерть.
Когда в тебе двести фунтов живого веса, можно обойтись и без лопаты.
Когда Петер вернулся в кабинет, оперативная бригада уже была на месте. Делла, закинув ноги на стол, меланхолично допивала кофе. Сахарная пудра, белым инеем осевшая на подбородке, со всей очевидностью намекала: одним кофе дело не обошлось. Паттерсон, подперев щеку ладонью, читал «Боевую магию» Сезара де Ланфре и что-то помечал в блокноте. Вид у него был сосредоточенный и вполне благодушный. Как будто добрый волшебник выдернул обледенелый лом, пронзающий Паттерсона от макушки до самой задницы, и заполнил образовавшийся вакуум умиротворением и любовью к ближнему.
Разительная перемена внушала изумление. И подозрение.
– Добрый день, - вежливо поздоровался Петер. Делла в ответ помахала стаканчиком, а Паттерсон поднял голову, поздоровался и – о диво! – улыбнулся. Улыбка у него получилась скупая, как обгрызенное зимой декабрьское солнце, но все-таки она получилась.
– Привет. Твоя доля пончиков и кофе в коробке.
– Спасибо, - Петер швырнул на стол папку и сел, вытянув ноги. Ботинки при этом выехали фута на два из-под стола, перегородив проход, и это было явственным нарушением техники безопасности – но должны же быть в жизни маленькие радости. – Что нового?