И восходит луна

Беляева Дария Андреевна

Дайлан подошел к Маделин. Он сидела у стены, крови ей было по пояс. Он смотрел на нее, а она смотрела на него. Грайс жалела, что не может различить их взгляды. Дайлан сорвал с крючков в стене ее цепи и поднял ее на ноги, а затем потащил за собой. Грайс увидела на спине Маделин следы от плети - их с Дайланом обычной забавы.

Но сейчас все было особенным. Грайс видела, что Маделин страшно, и этот страх до известной степени возбуждал ее. Кайстофер рядом был абсолютно бесстрастен. Олайви подчеркнуто скучала. Аймили не отрывалась

от своей игрушки. И только Ноар облизывался, смотря на обнаженное тело Маделин.

Люди плясали в крови, и движения их совершенно неясным образом вдруг обрели единый ритм, ритм, идущий откуда-то из их сердец и не слышимый наблюдателю, не соотносимый с ним.

Дайлан подвел к каменному алтарю Маделин и взял ее за подбородок. Позади нее ее брат вдруг прекратил плясать в едином со всеми ритме, замер. Он склонил голову набок, смотря на свою обнаженную сестру, которую целовал бог.

Маделин обхватила Дайлана руками, в ее движениях была наглая, нарочитая усталость актрисы, отыгравшей слишком много любовных сцен. Дайлан прошептал что-то ей на ухо, а потом погладил по щеке. Сцена выглядела очень интимной, любовной, пронзительно-личной на фоне всего, творящегося вокруг. Маделин отклонила голову, подставив ему шею, и Дайлан поцеловал ее.

А потом вдруг вместо Дайлана так хорошо ей знакомого, так лихорадочно влюбленного в прекрасную Маделин, Грайс снова увидела это существо. Щупальца Дайлана обвились вокруг шеи Маделин, и ее затрясло в лихорадке. Он не душил ее, нет. Он делал что-то совсем иное. Люди вокруг не обращали внимания. Грайс видела, что постепенно ритм в котором они танцевали ускорялся. Те, кто едва двигался в начале, теперь шевелились вполне сносно, а те, кто были почти бодрыми, когда все только принялись танцевать, теперь содрогались в восторге.

Казалось, до происходящего с Маделин никому не было дело, кроме ее мычащего, раскачивающегося брата.

Маделин вдруг громко закричала. Грайс подалась вперед, но Кайстофер удержал ее.

– Не упади, пожалуйста.

Тело Маделин свело судорогой. Она кричала, по-птичьи пронзительно, забилась в руках у Дайлана. Люди обратили на нее внимание, и Грайс, смотря в биноколь, увидела на их изможденных лицах ухмылки. Она и сама сидела здесь, наверху, наблюдая за тем, что Дайлан делал с Маделин.

Сначала Грайс не совсем понимала, что именно. Дайлан бросил ее на алтарь, и она извивалась под ним, царапалась, кричала.

– Нет! Нет! Не трогай меня! Здесь так темно!

Это была вовсе не игра, Дайлан с трудом удерживал ее на алтаре, Маделин кричала и будто бесслезно плакала.

– Что происходит?
– снова спросила Грайс.

Аймили посмотрела вниз, оторвавшись от своей игрушки.

– Дайлан чего-то охренел. Обычно все приятнее для всех участников. А теперь не мешай, я иду на рекорд!

Грайс увидела, как на губах у Маделин пузырится пена, стекает вниз по шее. Искусанные

губы окрашивали пену в розовый.

– У нее же бешенство!

– Дайлан может вызвать симптомы любой болезни, - сказал Кайстофер.
– Ускорить болезнь, довести ее до логического конца.

Кайстофер нахмурился, и Грайс подумала, что он тоже не совсем понимает, что происходит.

Дайлан ласкал извивающееся, прекрасное тело Маделин, сведенное чудовищными судорогами. Она орала, как раненное животное, каждое его прикосновение будто причиняло ей боль. Дайлан мял ее грудь, трогал Маделин между ног, будто они были лишь любовниками, будто она не страдала в его объятиях.

Грайс никогда не думала, что Маделин можно взять силой. Он казалась одержимой сексом, желающей его постоянно и страстно. Секс для Маделин был больше, чем потребностью - наркотиком. Но сейчас Дайлан с силой прижимал ее к алтарю на глазах у сотен людей, пляшущих в крови.

Маделин вырывалась, царапала его, но не могла высвободиться из его хватки. Дайлан грубо раздвинул ей ноги, одной рукой он перехватил ее за подбородок, так чтобы она не укусила его, а другой помогал себе войти в нее, преодолевая сопротивление мышц.

Грайс зажмурилась. Она слышала чей-то смех, крики Маделин, почти неразличимый шепот Ноара, обращенный, должно быть, к Олайви.

– Лучше бы ее брату поторопиться, - сказала вдруг Олайви.

– Что?
– спросил Ноар.

Грайс снова открыла глаза. В зале, казалось, не осталось ни одного физически больного человека и ни одного психически здорового.

Дайлан вбивался в неподатливое тело Маделин, его щупальца сжимали и ласкали ее грудь, жало еще на одном едва ощутимо дразнило ее клитор. Периодически Маделин изгибалась, казалось, самым невероятным образом. Грайс думала, у нее сломаются сейчас все кости.

Пахло потом и кровью, Грайс понятия не имела сколько времени прошло. Грайс знала, что боги могут делать это очень долго.

Олайви сказала:

– Он хочет взять ее замуж. Или убить.

– Это какая-то традиция?
– спросила Грайс. Олайви посмотрела на нее так, будто Грайс испортила ее речь своим вопросом. Впрочем, кроме Грайс и Ноара ее, казалось, никто не слушал. Аймили все еще играла, изредка посматривая, что происходит внизу, а взгляд Кайстофера был устремлен на Дайлана и Маделин и неподвижен.

– Ее давно не использовали. Насколько я знаю, в Эмерике ее не использовали вообще. Если бог или богиня желают взять в жены или мужья человека не жреческой крови, нужно взять его силой, медленно убивая в процессе. Если кто-то из родственников избранного решится напасть на бога, такая кровь считалась достаточно сильной, и избранница или избранник оказывались достойны бога. Если же нет, они умирали, иногда так же вырезали их семьи.

– Но ты ж богиня, что хочешь, то и делаешь. Хочешь хоть свинью под венец тащи.