И восходит луна
Шрифт:
От неожиданности Грайс ответила правду:
– Да.
– Но он же не запретил тебе, не оторвал тебе голову, ничего такого.
– Я не хотела его ранить.
– Не думаю, что ты его расстроила. Он довольно бесчувственный. По крайней мере, ты не сказала это Багзу Банни.
– Что?
– Ну, Лунному Кайстоферу. Так его Аймили называет. Потому что он похож на чокнутого кролика из мультика. В общем, лучше думай о том, какую услугу ты окажешь ему и всему их роду.
Перед глазами разгорелся Таймс-Сквер. Грайс вдруг спросила:
–
Грайс было интересно, можно ли любить своего бога, и похоже ли чувство Ноара к своей богине на ее чувства к Кайстоферу.
– Девчонки, - фыркнул Ноар. Огромные экраны транслировали рекламу за рекламой, «Кока-кола» и «Макдональдс», «Макселл» и «Фрайдейс», «Лэйс» и «Бокарди», все смешалось в голове у Грайс в красную волну и лишь изредка выплывало оттуда в качестве отдельного посыла. Живи на полную катушку, Слава Богу, это Пятница, Вот что я люблю.
Желтые жуки такси ныряли в расступающуюся по сигналу светофора толпу. Яркие зонтики летних кафе казались колышемыми ветром гигантскими цветами.
– Только это и хочешь знать? А не хочешь подумать, что мы будем делать сегодня вечером?
– Что я буду делать сегодня вечером. Приду туда и попытаюсь втереться им в доверие.
Грайс помолчала, а потом кивнула в сторону "Фрайдейс", Ноар сказал:
– Ага.
Они сели за столик, и Грайс закурила. Пока Грайс и Ноар ждали официанта, Ноар ожесточенно постукивал солонкой по столу. Наконец, он сказал:
– Ладно. Отвечу, если пообещаешь во всем слушаться меня и думать только о деле.
– Обещаю, - сказала Грайс. Она была уверена в том, что обещание сдержит - ни о чем другом ей думать на самом деле не хотелось.
Официант, увешанный разноцветными значками и украшенный дежурной улыбкой, сделал вид, что не узнал их, и Грайс была ему невероятно благодарна.
– Мне, - сказал Ноар.
– Виски чистоганом и стейк с розмарином средней прожарки. Но главное - это виски.
Грайс заказала фирменный чизбургер, которым можно было наесться на весь день. Грайс обожала такую еду, переполненную трансгенными жирами, вкусовыми добавками и сахаром, хотя и позволяла ее себе только в особенных обстоятельствах. Ничего лучше человечество еще не придумало. Однако эта еда убивала.
Впрочем, в этом простом, прискорбном факте тоже была своя привлекательность.
Когда заказ принесли, Ноар не удовлетворился своим стейком и принялся таскать ее картошку фри. Грайс ждала. Ноару, обычно очень болтливому, нужно было много времени для того, чтобы сказать что-то личное. Грайс тянула через трубочку флоат "Доктор Пеппер" с ванильным мороженым и смотрела, как вращается вентилятор под потолком.
Наконец, опустошив первую порцию виски и шумно потребовав вторую, Ноар сказал:
– Люблю.
А потом Ноар хлопнул рукой по столу, будто Грайс горячо спорила с ним.
– Она не такая как другие! Она никогда не лицемерит и не лжет. Она не обещает того, что не может выполнить.
– Ты ведь потерял все из-за нее.
Грайс принялась разделять бургер на слои, а затем разрезать на маленькие кусочки и раскладывать по разным сторонам тарелки. Идеальный порядок помогает справиться с миром, так Грайс говорила своему психотерапевту.
Ноар посмотрел на Грайс, потом ухмыльнулся - вышло жутковато, как если бы в нем вытянуло голову нечто звериное, далекое от человека настолько, насколько возможно. На пару секунд Грайс перестала узнавать в Ноаре своего брата.
– Она ничего не делала, она меня только выбрала. Все остальное делал кто угодно, начиная от моей семьи, даже тебя, сестричка и заканчивая квартиродателями, которых я менял, как перчатки, прежде, чем оказался на улице.
Грайс вспомнила, как пихала Ноару деньги, будто он был заразен, прокажен, как не хотела иметь с ним ничего общего, как волновалась перед встречами с ним. Ей стало стыдно.
Ноар улыбнулся уголком губ.
– Дело не в богах, дурочка. Это всегда люди. Олайви лучше людей. Я пришел к ней не потому, что устал жрать в благотворительных столовках и спать в метро. Я пришел к ней не когда у меня устали ноги. Я пришел к ней, когда я понял, что уже никогда не смогу полюбить человека.
– Но она ведь сделала это специально.
– Конечно. Она просто показала мне, кто меня окружал. Знаешь, что она любит говорить? Люди - чума абсолютно всех веков.
– А Олайви тебя любит?
– Она говорит, что полюбила меня с первого взгляда. Я не знаю. В смысле, мне плевать, что она под этим подразумевает. Думаю, мы по-разному знаем любовь.
Ноар помолчал, покрутил в руках стакан с виски, в котором набухал от света лампы над ними лед.
– Хорошо, - сказала Грайс.
– Спасибо тебе за ответ.
– Зачем он тебе вообще?
– Я пытаюсь понять кое-что, - сказала Грайс. Она не была намерена продолжать, но Ноар не отставал.
– И что именно? Давай, Грайси, справедливо будет, если я, открыв тебе свои внутренности, тоже что-нибудь про тебя узнаю.
Грайс повела плечами, движение вышло нервное, некрасивое.
– Я просто думаю: вот мы с тобой люди. Мы во многом не похожи, но в самом главном мы едины - мы умрем. Мы понимаем друг друга, у нас одни страхи - самые главные, одни желания - самые главные. Лабиринты комплексов, извращений, стыда и вожделений тоже сравнимы. Мы с тобой - существа одного порядка.
– Ты что трахаться предлагаешь?
Грайс горячо покраснела, прижала холодные ладони к щекам.
– Нет. Я подвожу к тому, что они - совсем другие. Им непонятно, что такое страх смерти, их желания, даже самые смелые, в принципе исполнимы. Они созданы для того, чтобы управлять планетой, а не населять ее. И даже до сих пор их психика работает иначе, чем у нас. Можем ли мы вообще любить друг друга или это невозможно?