И восстанут Злые
Шрифт:
— Да, несомненно. — Дороти опустила глаза, рассматривая тела на земле, а потом бросила на меня короткий взгляд. — Терпеть не могу оставлять после себя такой бардак, но, думаю, девчонка из трейлерного парка в свое время уже успела порыться в помоях. — Она едва заметно мне подмигнула. — Правда, я не скажу, что знаю, как это бывает.
Скованная цепями Озма, висящая все там же, на месте Пита, внезапно ни с того ни с сего громко завизжала. Ей понадобилось много времени, чтобы прийти в себя, но теперь принцесса, кажется, поняла, что стала пленницей.
— Приказываю
— Вот он, так любимый нами королевский дух! — сказала Глинда, едва не лопаясь от смеха.
Дороти махнула рукой: цепи затянулись туже, и Озма затихла. А потом Глинда щелкнула пальцами, и все трое исчезли в облаке розового дыма и блесток.
22
Глинда, Дороти и Озма исчезли. Водопады и острова, парящие вокруг них, были разрушены. Из-за горизонта поднималось солнце, и багровые небеса были полны пыли, пепла, тлеющих угольков и жалких останков поджаренных радуг.
Вдали, на месте, где раньше была Радужная цитадель, теперь возвышался лишь колыхающийся столб сине-черного дыма. Кадр, на котором запечатлено незадавшееся утро после вечеринки-сюрприза.
Мы с Ноксом не могли даже посмотреть друг другу в глаза. А Ярк застыл, стоически глядя на развалины островов, и солнце медленно поднималось над его головой. Он вытряхнул из портсигара одинокую сигарету.
— Моя последняя, — проговорил Ярк. — Как полагаю, навеки. Больше не осталось радуг. Наверное, стоит ей насладиться, а? — Но, вместо того чтобы поджечь сигарету, он аккуратно положил ее обратно и похлопал ладонью портсигар, словно тот — истинное сокровище.
Ярк подошел к неподвижному, безвольному телу Многоцветки и, опустившись на колени, коснулся ее лица.
— Она была нечто, — сказал он. — Слово даю, никогда не понимал, что она во мне нашла. Ну правда, — и склонился для поцелуя.
Губы Ярка коснулись ее, и тело Многоцветки в последний раз засияло. Когда он отстранился, маленькая слабая желтая искорка сорвалась с ее рта, принимаясь поедать саму девушку, пока та не стала бесформенной лужей, переливающейся всеми цветами радуги, словно нефть на свету. Когда тело окончательно потеряло форму, лужица начала вытягиваться, взмывая в небо дрожащей светящейся полосой, сперва медленно, потом все быстрей. Радугой.
Мы смотрели, как она утекает. И когда потухла последняя радуга, Ярк обратил внимание на Хитклиффа. Он осторожно развязал ленточку на подбородке гигантского кота и снял дарованный Многоцветкой рог.
— Вот, — сказал Ярк, протягивая его Ноксу. — Это может пригодиться. Знаете, он же настоящий, от реального единорога. Цветка забрала рог себе, когда одно из этих глупых созданий умерло, врезавшись в окно кухни. Бедняги даже дурнее птиц. Боже, с тех пор целая вечность прошла. Но все же найти хоть один рог — редкость. И он волшебный, может творить всякие безумные фокусы. Еще увидите.
— Не хочешь оставить себе? — поинтересовался Нокс. — Он должен быть твоим.
— Нет… Я только печалиться буду. Да и что мне с ним делать? Он, скорей всего, просто потеряется,
Ярк провел за ухом и вытянул золотистую пуговицу.
— Мой личный фокус, — пояснил он, держа ее на утреннем свету. — Но хороший. Родители всегда говорили, что я ярок, как начищенная пуговка. Цветка же понимала, как я скучаю, когда она пытается держать меня взаперти, так что специально наколдовала их, чтобы я мог уйти в любое время, когда только пожелаю. «Не хочу, чтоб моя птичка сидела в клетке», — говорила она. Даже не парилась, когда я порой сваливал, не сказав, когда вернусь. Ну да ладно. У меня лишь парочка осталась, но думаю, они и не нужны больше. Сюда-то уже не вернусь, наверно…
Он выудил еще одну пуговицу и протянул ее мне.
— Твори добро, детка, — сказал Ярк. — Может, еще увидимся.
— Куда ты собираешься пойти? — спросила его я.
— Куда еще? — изумился он. — Теряться.
Он щелкнул ногтем по пуговице, подкидывая ее. Она пару раз перевернулась в воздухе и взорвалась, осыпая все сверкающим душем, а на этом месте появилась обычная деревянная дверь. Она спокойно стояла посреди камней — просто дверь, без стен или пола.
Ярк повернул тугую стеклянную ручку, распахивая дверь, и прошел сквозь проем. Дверь исчезла, стоило только ему закрыть ее за спиной, а я так и осталась смотреть на пустое место, где она была пару секунд назад.
Ничего не говоря, я подошла к краю острова, который теперь стал лишь парящей глыбой выжженной скалы, и присела, свесив ноги навстречу бескрайнему опустошенному небу. Нокс опустился рядом, и мы просто сидели в тишине, смотря, как наступает рассвет.
— Что ж, — сказала я чародею, когда солнце вышло из-за горизонта. — Видимо, остались только мы. Что будем делать теперь?
— Не знаю, — проговорил он. — Правда не знаю.
— А догадываешься, чего хочу я?
— Ага, — отозвался Нокс. — Пожалуй, догадываюсь.
Я понимала, что он думает о том же, но все равно сказала:
— Мне хотелось бы просто остаться здесь. Лишь вдвоем. Попробовать восстановить это место. Пусть бы мы сделали его не таким, каким оно было раньше, но зато оно нравилось бы нам самим.
— Словно только наше.
— Именно. Сделать его своим домом. — Мне не понадобилось добавлять очевидное. То, о чем мы и так думали: первым настоящим домом для нас обоих.
— Мне бы тоже этого хотелось, — согласился Нокс, и голос его дрогнул. — Может, в следующий раз.
— Угу. В следующий.
Я отвернулась, а Нокс поднялся и подошел ко все еще лежащему на земле телу Хитклиффа.
— Ты был прав, — добавила я. — Насчет Пита. Мне стоило тебя послушать.
— Это ничего бы не изменило, — бросил он. — Все уже было сделано.
— Прежде всего, мне не стоило ему доверять.
— Нет же, — заявил Нокс. — Стоило. Потому что в этом вся ты.
Я не задумывалась об этом, но, наверное, в чем-то чародей был прав.
— Может, стоит найти Момби? — предложил Нокс. — Может, ей уже лучше? И она знает, что делать?