И вот пришел ты
Шрифт:
– Дорогая! – Алекс усадил ее к себе на колени, и она уткнулась лицом ему в шею. Казалось, он без труда читает ее мысли, как хорошо знакомую книгу. Она сама дала ему эту власть над собой, раскрыв свои секреты. – Я люблю тебя, – прошептал он. Его губы коснулись ее виска.
– Ты не можешь…
– Тихо. Вильгемина, выслушай меня внимательно. Твои ошибки, твое прошлое, твои опасения… ничто не изменило моего отношения к тебе.
Лили сглотнула, стараясь остановить рвущиеся наружу слова.
– Мне не нравится это имя, – все же неуверенно проговорила она.
– Знаю, – нежно сказал Алекс. –
– И какую же предпочитаешь ты? – спросила Лили. Он взял ее за подбородок и посмотрел прямо в глаза.
– Обеих. Всю тебя!
Уверенность, звучавшая в его голосе, наполнила Лили сладостным трепетом, однако она отпрянула, когда он потянулся к ней губами. Она еще не готова для чувственных поцелуев и объятий… ее душевные раны кровоточат… нужно время, чтобы они затянулись.
– Погоди!.. – взмолилась она и тут же испугалась, что ее отказ рассердит его.
Однако Алекс просто прижал ее к себе, и она со вздохом облегчения положила голову ему на плечо.
Было десять часов утра. В лондонском Ист-Энде магазины открывались с восьми, поэтому на улицах царили шум и суматоха. Все торговцы, возчики, лавочники и молочницы спешили по своим делам. В Вест-Энде же население просыпаться не спешило.
Лили приехала на угол Гайд-парка рано и, сидя в коляске, разглядывала прохожих. Молочницы, трубочисты с мешками для сажи, продавцы газет и рассыльные из булочных стучались в двери богатых домов и беседовали с горничными. Пока родители нежились в постелях, няни выводили детей на утреннюю прогулку. Вдали слышалась барабанная дробь: это караул, покинув казармы, маршировал к Гайд-парку.
Лили вся подобралась, увидев одинокую фигуру у деревянного столба на углу улицы. Она узнала Олтона Нокса, одетого в традиционную форму «хитрецов»:
Черные бриджи, сапоги и серый китель с начищенными медными пуговицами. На голове у него была шляпа с низкой тульей.
Стараясь успокоиться, Лили несколько раз глубоко вздохнула и, высунувшись из окна, замахала платком.
– Мистер Нокс! – негромко позвала она. – Сюда! Прошу вас, садитесь в коляску.
Нокс обменялся короткими замечаниями с лакеем, забрался в экипаж и сел напротив Лили. Сняв шляпу, он пригладил темные с проседью волосы и пробормотал что-то невнятное в качестве приветствия. Плотный, коренастый, он обладал ничем не примечательной внешностью. Ему было сорок лет, но по виду трудно было определить его возраст.
Лили благосклонно кивнула ему:
– Мистер Нокс, я благодарна вам за то, что вы согласились встретиться здесь, а не у меня дома. По понятным причинам я не могу допустить, чтобы мой муж, граф, обнаружил, что у нас с вами есть общее дело. Он потребовал бы объяснений… – Она замолчала и беспомощно посмотрела на него.
– Разумеется, мисс Лоусон… – Помолчав, Нокс с улыбкой поправился:
– Разумеется, леди Рейфорд.
– Так случилось, что мое замужество во многом изменило мою жизнь, – смущенно призналась Лили. – Кроме одного… Я все еще полна решимости найти свою дочь Николь. – Она потрясла кошельком, и монеты тихонько звякнули. –
Взгляд Нокса приклеился к кошельку. Изобразив на лице ободряющую улыбку, он кивнул:
– Считайте, что наш договор возобновлен, леди Рейфорд. – Он протянул руку, и Лили вложила в нее небольшой, но увесистый мешочек. – А теперь расскажите мне, как обстоят дела с Гавацци.
– Мое общение с графом Гавацци не закончилось, мистер Нокс. По сути, только вчера он выдвинул новые требования.
– Вчера? – удивился Нокс. – Новые требования?
– Да! – Лили сокрушенно вздохнула. – Раньше, как вам известно, Джузеппе хотел только денег. Это было мне по силам, я охотно отдавала ему крупные суммы, поскольку верила, что надежда вернуть дочь остается. Но вчера… – Ее голос дрогнул, и она, презрительно фыркнув, покачала головой.
– Какого рода требования? – спросил Нокс. – Простите меня за непонятливость, миледи, но он требовал от вас благосклонности?
– Нет… хотя он и заигрывал со мной, что не вызвало у меня ничего, кроме отвращения. Все оказалось гораздо хуже. Граф Гавацци угрожал, что лишит меня всего – дома, семьи, положения в свете, – если я не исполню его абсурдное желание: войти в бомонд! – Лили с удовлетворением заметила на лице Нокса искреннее изумление.
– С трудом верится, – выдавил из себя сыщик.
– Но это так! – Лили прижала кружевной платочек к глазам, притворившись, будто плачет. – Он пристал ко мне вчера вечером на балу в честь дня рождения леди Лайэн. Только подумайте, этот негодяй разговаривал со мной на глазах у сотен гостей! Он напоминал облезлого павлина. Потребовал, чтобы я ввела его в высшее общество и, поручившись за него, добилась, чтобы его приняли в аристократических кругах! О, мистер Нокс, жаль, что вы не присутствовали при этом сквернейшем спектакле!..
– Болван! – взорвался сыщик, не заботясь о том, что его неожиданная вспышка ярости выглядит по меньшей мере странно.
– Свидетелями тому были несколько человек, в том числе лорд Лайэн и мой муж. Когда мне удалось утихомирить Гавацци и отвести подальше от посторонних глаз, он выложил мне свои нелепые требования. Он обещал скоро вернуть мне дочь, но при условии, что сначала я добьюсь для него положения в обществе. Но это просто неприемлемо! В Италии он известен как мерзавец, преступник! Как он только мог вообразить, что его примут здесь!
– Он не что иное, как жалкий иностранец, – мрачно заключил Нокс. – Как стало ясно, он не только бесполезен, но и переменчив.
– Совершенно верно, мистер Нокс! Для таких людей достаточно малейшей ошибки, чтобы они выдали себя – вместе со своими тайными замыслами, разумеется. Разве не так?
– Вы правы, – с внезапным спокойствием согласился он. – Вероятнее всего, он станет жертвой собственной алчности.
Лили испугал холодный и решительный взгляд сыщика. На его лице появилось зловещее, хищное выражение. Сомнения нет, подумала она, Нокс намеревается покончить с Джузеппе, чья неумеренность стала для него опасной. Если он действительно сговорился с Джузеппе и какой-то бандой, то успех сделки зависит от них, а болтливые языки только вредят делу.