И возродится легенда
Шрифт:
— Он спит, а нам тут грязь меси, — бухтел себе под нос Дым, нагоняя подругу: должно быть, прикоснувшись к чувствам оборотня своим, магическим путем.
— Радуйся, что спит.
И они замолчали.
Логово — оставшаяся от выворотня песчаная яма, — пряталось под буреломом и колючими спутанными плетями малины и ежевики. Сверху натрусились камни и земля, и получилась неприступная твердыня с одним единственным лазом, куда пробраться можно было лишь ползком.
— Ой, не хочу я туда… —
Наступил полдень, самое жаркое время дня, и спутники здорово взмокли в плотной одежде. Дунь малейший ветерок — оборотень легко учует незваных гостей.
Дым с Эрилью прождали какое-то время — зверь не объявлялся.
— Спит, — шевельнул губами лекарь. — Завалим нору, да пусть там и сдохнет?
— Нет.
Видя решимость подруги, лекарь с тоской закатил глаза и первым стал красться вдоль полянки. Они заглянули в лаз. А поскольку оба видели в темноте, то не могли не заметить у самого входа волчью башку — огромную для простого серого.
— А может, он уже умер? — Дым дернул носом: смердело из логова сильно. — Или… почти того…
Волк сделал попытку приоткрыть гноящиеся глаза.
— Не хочу его убивать, — сказала Эриль. — Он… Как подумаю, что это мог быть Янтарь…
Волчье ухо дрогнуло. Глаза, наконец, разлепились: огромные, нечеловеческие. Изжелта-зеленые, исполненные огня.
Женщина резко выдохнула. Потянулась, коснулась пальцами горячего носа зверя.
— Надо его вытащить, Дым!
— Надо, — лекарь потоптался над стоящей на коленях подругой. — Вытащить и осмотреть. Давай-ка…
Отклячив зад, он потянул оборотня на себя за левую переднюю лапу. Тот застонал и щелкнул зубами.
— Тьфу, — буркнул Дым обескуражено. — Значит, она и ранена. За другую беремся.
Оборотень приложил к их усилиям свои собственные и вскоре до половины показался из норы: с облезающей клочьями шерстью, изможденный, кожа да кости.
— Доходяга.
Эриль, плеснув в ладонь воды из баклажки, поднесла к волчьей морде. Дым же отошел и вскоре вернулся, исправно работая челюстями, из уголка губ текло зеленое.
Лекарь выплюнул кашицу на кусок бересты. Ответил поморщившейся Эрили:
— Слюна мага убивает заразу, между прочим. И слюна вуивр тоже, так что будешь жевать. А… соляного озера тут поблизости нет?
Эриль отрицательно качнула головой.
— Жалко.
Из-за пояса вытащил Дым здоровый пук болотного мха-сфагнума, сложил возле жвачки. Приготовил тонкий луб для перевязки. И взялся за волчью лапу.
— Держи своего красавца, что ли. Или связать?
Волчище слабо взрыкнул. Эриль села на землю, обняв оборотня за шею. От него пахло грязью и болью, но женщина, пересилив себя, потерлась подбородком о спутанный мех между волчьими ушами.
Дым
— Так… м-м… Есть!
Он, нащупав, извлек из раны обломок стрелы с бронебойным посеребренным наконечником. Отложил на лопух и стал чистить рану. Волк глухо стонал и вздрагивал. Дым поводил над раной ладонями; залепил ее кашицей серпорезника и подорожника, покрыл сфагнумом и забинтовал. Упал на спину, бездумно глядя в небо. После магического всплеска не было сил даже говорить.
А оборотень под руками Эрили вдруг дернулся. Судорога прошла по хребту, и вот уже на поляне лежит, безвольно уткнувшись в землю, нагой, исхудалый донельзя молодой человек с растрепанными серыми волосами.
Лекарь осторожно перевернул его на спину и выбранился сквозь зубы. Эриль отвернулась, руки у нее тряслись.
— Как думаешь, кузнец нарочно?
Женщина помотала головой.
— Хотя знаешь… я ведь сразу об Янтаре подумал. Вряд ли тут в округе еще оборотни есть. Торбу дай.
Дым не глядя протянул руку. Зубами развязал узел на затянувшей горловину веревке. Вынул запасное и стал одевать раненого, локтем отмахиваясь от озверевшей мошкары. Подсунул сумку парню под голову.
— Где топор? Лапника нарублю. Эриль?
Женщина сидела на коленях, все так же отвернувшись, заслонив ладонями лицо. Ее трясло, громко клацали зубы. Лекарь на миг притянул ее к себе, обнимая закаменевшие плечи.
— Ну, тише. Сама ведь знаешь, бывают в жизни совпадения, что никаким сказкам не снились. Вот если бы предстоятель Кораблей полз к нам на коленках по болоту с воплем: «Дым, прости!» — вот тогда бы я не поверил.
Эриль хихикнула и вытерла тылом ладоней мокрые глаза.
— Погоди, я сейчас.
Дым взял топор и ушел, пошатываясь. Несколько раз он возвращался, прижимая к животу колючие зеленые охапки лапника, так что запах смолы и хвои почти перебил вонь от логова. Лекарь устроил раненому постель, перенес его, укрыл плащами. Присел на корточки рядом с топориком, воткнутым в землю.
— А все-таки смердит.
— Зверье отгонит.
— И то верно.
Чуть погодя Дым притащил дров, разжег костер и повесил надо огнем котелок, чтобы сварить остатки курицы.
— А все-таки ты молодец, — улыбнулся Эрили, — не кидалась ему на грудь, норовя сломать ребра.
Женщина дернула худым плечом в домотканой рубахе — куртку она свернула и сунула Янтарю под голову.
— Нет, правда, — лекарь одобряюще похлопал ее по руке, оставив на ткани следы копоти. — Ты как сама? Устала? А то гоняю тебя почем зря и не спросил даже.
Она, обтирая оборотню губы влажной тряпицей, коротко отозвалась:
— Нет.
— Мы вот все просили от тебя чего-то… всегда. И редко задумывались, а может, нужно помочь тебе самой?