И все они – создания природы
Шрифт:
– Бедняга! А вчера ведь правда буря была сильная?
– Да, мистер Хэрриот. И еще хорошо, что ветер дул нам в корму. Не дай бог возвращаться в подобную погоду против такого ветра! Тогда нам придется много хуже.
– Неужели? Я даже не представлял себе. Разве…
В дверь просунулась голова Рауна, и я умолк на полуслове.
– Доктор, идите быстрее. С овцами… с овцами плохо.
Я проглотил последний кусок сосиски и кинулся за ним в трюм со всей быстротой, какую допускала качка.
– Поглядите, доктор! – Юный датский великан взволнованно показывал на одного из баранов
Тот стоял, широко расставив подгибающиеся ноги, тяжело дыша. Из разинутого рта, пузырясь, стекала слюна. Глаза, обычно такие кроткие, были полны ужаса. Баран мучительно боролся за каждый глоток воздуха.
Я метался между загонами, от блаженной эйфории, овладевшей мной в ту минуту, когда я поднялся на борт «Ирис Клоусен», не осталось и следа. Баран не был исключением, хриплое дыхание слышалось повсюду, и я с леденящим отчаянием осознал, что отправился вовсе не в увеселительное плавание.
Стараясь не поддаваться панике, я осматривал овцу за овцой. Казалось, их всех ждет неминуемая гибель, и я сильно подозревал, что неведомые русские, ожидающие их в порту назначения, не ударят в литавры, когда сопровождающий ветеринар предъявит им гору трупов. Прекрасный финал моего первого морского путешествия!
Но, обходя загоны во второй раз, я чуть-чуть успокоился. Да, у всех животных вид был приунывший, но задыхались только самые крупные – все бараны и две-три рослые овцы, в целом около дюжины. То есть трагедией дело обернуться могло, но все-таки не полной катастрофой. Раун удерживал животных за шею, пока я мерил температуру. Сорок и две десятых градуса, сорок и три десятых… и две… и три…
Я прислонился к деревянной перегородке, пытаясь привести свои мысли в порядок. Несомненно, стресс. Классическая картина. Да, да… А у меня в чемодане есть несколько флаконов новейшего чудо-препарата, кортизона, рекомендуемого, в частности, именно для таких случаев.
Я бросился в каюту и вернулся в рекордное время. В кармане моего рабочего плаща побрякивали бесценные флаконы с этикеткой «предзолан». Это был один из первых стероидных препаратов, но до сих пор я применял его только при артритах и воспалениях.
Я начал набирать спасительную жидкость в шприц. Руки у меня тряслись – и не только от качки. Предзолана было так мало! А скольким еще овцам он может понадобиться? И я ограничил дозу тремя кубиками. Одна инъекция, вторая… и мной опять овладевало отчаяние. Только три барана еще держались на ногах. Остальные лежали, судорожно вытянув шеи, выпучив глаза, а их бока мучительно вздымались и опадали.
Раун поглаживал мохнатые головы и нашептывал какие-то нежные датские слова. Впервые я видел его погрустневшим и понимал, что делается у него на душе. Эти элитные красавцы… бараны… самые ценные из моих подопечных. Мне оставалось только ждать, но я был убежден, что их уже ничто не спасет. Вдруг я почувствовал, что у меня нет больше сил стоять тут и смотреть, как они… Я торопливо вскарабкался по железным трапам на верхнюю палубу, залитую водой, уходящую из-под ног. Делать мне тут было нечего, и я поднялся на мостик.
Капитан, как всегда, встретил меня очень любезно, но посерьезнел, когда я рассказал ему про баранов. Потом он улыбнулся
– Я знаю, что они в надежных руках, мистер Хэрриот. Не унывайте, я уверен, вы их вылечите.
Разделить его оптимизма я не мог, да к тому же не сомневался, что он просто хочет меня ободрить.
Чтобы отвлечь меня от мрачных мыслей, капитан снова показал мне наше положение на карте и заговорил на морские темы.
– Мы идем в стороне от обычных путей, объяснил он и обвел рукой пустынный горизонт. – Нигде не видно ни единого судна и вряд ли до вечера нам встретится хоть одно.
Разговаривая, мы смотрели сквозь стекла рубки, как нос «Ирис Клоусен» скользит в очередную ложбину между валами, а затем взбирается на новую серо-зеленую гору. Именно с мостика можно по-настоящему оценить громадность таких волн, и подсознательно я не переставал дивиться, как наша скорлупка умудряется вновь и вновь преодолевать их.
Капитан умолк и несколько минут с непроницаемым лицом смотрел на бескрайний мореной простор за стеклами рубки.
– Я вам уже говорил, мистер Хэрриот, – продолжил он, – что мы идем по ветру, и если до нашего возвращения не произойдет никакой перемены, нам будет туго. – Он взглянул на меня с улыбкой. – Видите ли, мы опять выйдем в море, едва кончим разгрузку. От торчания в порту никакой пользы нет.
Все это время я отчаянно цеплялся за какой-то поручень и вдруг с боязливым восхищением увидел, что на мостик небрежной походкой, засунув руки в карманы и покуривая трубку, вышел помощник капитана. Движения его были уверенными и беззаботными, хотя порой его туловище наклонялось под углом 45 – во всяком случае, так казалось мне. Впрочем, как я убедился, члены команды нисколько не уступали ему в этом искусстве, но, на мой взгляд, расхаживая так без всякой опоры, они страшно рисковали.
Через два часа я уступил ноющей тревоге: конечно, улучшения произойти еще не могло, но я хотя бы удостоверюсь, что моим подопечным не стало хуже.
Переставляя ноги с величайшей осторожностью, я направился к себе в каюту взять все необходимое. Путь мой лежал мимо камбуза. Пол каморки усыпала кухонная утварь, а Нильсен, кок, вытирал полотенцем стену, залитую супом. Не прерывая своего занятия, он весело мне кивнул. Судя по его безмятежности, все это было для него привычным делом.
И опять железные ступеньки трапов скользкие, пляшущие. Я кинулся к загону с первым бараном, которого осматривал, но, видимо ошибся: над перегородкой мирно покачивалась большая кудлатая голова, глаза смотрели на меня с тихим любопытством, изо рта свисал клок сена. Впрочем, челюсти тут же благодушно задвигались и клок исчез.
Я ошеломленно уставился на барана, но тут с толстой соломенной подстилки поднялась могучая фигура Рауна – словно золотоволосый джинн вырвался из бутылки. Мой помощник отчаянно замахал руками.
– Глядите, доктор, глядите! Он тыкал пальцем в барана, в остальных наших пациентов, и его лицо с расплющенным боксерским носом играло каждой черточкой.
Я переходил из загона в загон словно во сне: все овцы выглядели нормально. Речь шла не об улучшении, они просто стали такими же, какими были накануне, – и за два часа!