И все они – создания природы
Шрифт:
Конечно, его древние инструменты давно следовало бы наточить, но главная причина заключалась в щегольском повороте кисти, при котором машинка обязательно выщипывала десяток-другой волосков. Приобрести электрическую машинку он не удосужился, но, полагаю, она бы ничего не изменила. Прием есть прием.
Как было не подивиться тому, что люди все-таки ходили стричься к Джошу, хотя в городке имелся еще один парикмахер. Наверное, решил я, очень уж он симпатичен.
Я перевел взгляд на Джоша. Низенький, щупленький, к пятидесяти годам обзаведшийся победительной лысиной вопреки всяческим «восстановителям
Ну и конечно – неоспоримая любовь к ближним. Когда краснолицый клиент с явным облегчением покинул пыточное кресло, Джош запорхал вокруг, орудуя щеткой, похлопывая его по спине и весело щебеча. Сразу стало ясно, что он не просто подстригал волосы этого человека, но и наслаждался его обществом.
Рядом с дюжим фермером Джош выглядел совсем уж фитюлькой и я в который раз задался вопросом, как он умудряется вмещать эти галлоны пива?
Впрочем, иностранцы издавна поражались способности англичан поглощать эль в невероятных количествах. Даже теперь, прожив в Йоркшире сорок лет, я не могу с ними состязаться. Возможно виной юность, проведенная в Глазго, но после двух-трех пинт мне становится скверно. И совсем уж замечательно то, что за все эти годы мне как будто не довелось увидеть ни единого йоркширца пьяным по-настоящему. По мере того как в их глотки низвергаются все новые и новые пивные каскады, они утрачивают природную замкнутость, становятся благодушно-веселыми, но крайне редко начинают говорить или делать глупости.
Тот же Джош. Каждый будний вечер он выпивал примерно по восемь пинт, а в субботу так от десяти до четырнадцати, однако по его внешнему виду вы об этом ни за что не догадались бы. Да, профессиональную сноровку он несколько утрачивал – но и только.
Он повернулся ко мне.
– Рад вас видеть, мистер Хэрриот, – сказал он и подвел меня к креслу, согревая улыбкой и ласковым взглядом таинственно-глубоких глаз. – Как вы поживаете? Надеюсь, хорошо?
– Не жалуюсь, мистер Андерсон, благодарю вас. А вы как поживаете?
– Отлично, сэр, отлично. – Он принялся укутывать меня простыней и весело засмеялся, когда мой бигль деловито нырнул под ее складки.
– А-а! Сэм! Как всегда на посту, а? – Джош нагнулся и погладил шелковистые уши. – Черт побери, мистер Хэрриот, вот уж верный друг, так верный друг. Глаз с вас не спускает.
– Не спорю, – ответил я. Да и мне нравится брать его с собой всюду, куда можно. – Я извернулся в кресле. Да, кстати, вроде бы я на днях видел вас с собакой?
Джош опустил поднятые было ножницы.
– Видели, а как же! Бездомная собаченция, я ее в Йорке подобрал, в «Приюте для кошек и собак». Теперь, когда все наши дети оперились и повылетали из гнезда, нам с хозяйкой захотелось обзавестись собачкой, и очень она нам пришлась. Таких поискать, уж поверьте мне.
– А какой она породы?
– Бог ее знает. Дворняжка, не иначе. Родословной к ней не приложено, только я ее ни за какие деньги не продам.
Прежде чем я успел ответить, Джош поднял ладонь и сказал.
– Погодите
Квартира его помещалась над мастерской. По лестнице вверх вниз протопали шаги и Джош появился снова с небольшой собакой на руках.
– Ну, как она вам, мистер Хэрриот? Что вы о ней скажете?
И он опустил собаку на пол, чтобы я мог ее рассмотреть получше.
Я поглядел на собачку. Светло-серая, шерсть очень длинная, курчавая. С первого взгляда ее можно было принять за миниатюрную овцу уэнслидейлской породы. Родословная ее явно содержала немало темных тайн, но улыбающаяся пасть и колышущийся хвост свидетельствовали о солнечном характере.
– Миляга, – сказал я. – По-моему, вы сделали отличный выбор.
– Вот и нам так кажется.
Джош нагнулся и погладил собачку. Я заметил, что он зажимает длинные волосы между большим и указательным пальцами и мягко потирает их. Странно! Но тут же я сообразил, что точно так же он поступает с волосами своих двуногих клиентов.
– А назвали мы ее Венерой, – добавил он.
– Венерой?
– Ну, да. Она же такая красивая! – объяснил он с полной серьезностью.
– А-а! – сказал я. – Понимаю, понимаю.
Джош вымыл руки, взял ножницы, зажал в пальцах прядь моих волос и мягко потер их.
Я не понял, зачем он это делает, но мне было не до размышлений. Я весь подобрался. Впрочем, ножницы особых мук не причиняли – ничего, кроме неприятного подергивания, когда тупые лезвия сходились. Но когда Джош взял машинку, я вцепился в ручки кресла, словно оно было зубоврачебным. Пока он ерзал ею у меня по шее, терпеть еще можно было – до заключительного движения кистью, выдиравшего последний клок. В зеркале я видел свое отчаянно гримасничающее лицо, а раза два у меня вырывались непроизвольные стоны, но Джош словно ничего не замечал.
Впрочем, сколько раз в течение стольких лет сидел я тут, ожидая своей очереди, и слушал оханье страдальца в кресле, и не было случая, чтобы Джош хотя бы бровью повел!
Дело в том, что при всей скромности и кротости своей натуры он считал себя талантливым парикмахером. Вот и теперь, когда он в заключение принялся расчесывать мои волосы, в глазах его светилась высокая гордость. Наклонив голову набок, он проводил гребенкой то тут, то там, медленно обходил кресло, оглядывал меня со всех сторон и щелкал ножницами, чтобы добиться окончательной симметрии. Но вот он поднял ручное зеркальце, позволяя мне полюбоваться собой как следует.
– Все в порядке, мистер Хэрриот? – осведомился он с тем тихим удовлетворением, которое дарит отлично выполненная работа.
– Чудесно, мистер Андерсон, то, что требовалось! – Мысль, что все уже позади, придала моему голосу глубокую искренность.
Он чуть-чуть поклонился, очень довольный.
– Волосы-то стричь легко, сами понимаете. Секрет в том, чтобы вовремя остановиться!
Слышал я эту шуточку не менее ста раз, но покорно засмеялся, а Джош запорхал щеткой по моей спине.
В те дни волосы у меня отрастали быстро, но Джоша я увидел еще до того, как мне понадобились его профессиональные услуги. Я сидел, попивая чай, когда настойчивый звонок заставил меня зарысить к входной двери.