И всё-таки я люблю тебя! Том 2
Шрифт:
А сейчас Верка была одна. Опять одна… Это состояние Верка ненавидела, вымещая свою ненависть на всех. Но больше всего доставалось, конечно же, Рите. Девочка стойко сносила приступы гнева матери. Единственное, что очень пугало Риту, так это постоянные угрозы отдать её бабке, злой Бронтозаврихе. Ей даже иногда эта бабка снилась. У неё тоже были, как говорила мама, зелёные, как и у Риты, глаза. А ещё у неё были большие острые зубы и длинные когти. Эта бабка наклонялась над ней и шипела: «А-а-а, я тебя заберу-у-у! И съем!!!» Рита просыпалась и долго дрожала от страха под одеялом, боясь опять заснуть.
Верка
– Ой, мамочка, какая же ты у меня раскрасавица! – восхищённо произнесла Рита.
Верка улыбнулась.
– Ну чего ты так рано вскочила? Ложись уж, поспи, – смилостивилась мать, – на улице ещё темно. Хлеб тебе оставляю, на завтрак съешь.
Рита схватила горбушку и с удовольствием юркнула обратно под одеяло.
Верка уложила рыжие локоны в пучок, надела тёплую мохеровую кофту, шерстяную юбку, вязаные рейтузы, голову повязала серым платком из козьей шерсти, надела валенки с резиновыми калошами. А завершил её наряд огромный, почти до колен, тулуп. Похожая на бесформенный сугроб, Верка тяжело вздохнула и пошла на улицу.
Рита проснулась, потёрла глаза и сладко потянулась. Солнце золотым лучиком пробилось сквозь щель в ситцевых занавесках. Девочка с интересом наблюдала, как внутри луча, будто крошечные рыбки в аквариуме, плавают пылинки. Она вскочила с постели, подбежала к лучу и, затаив дыхание, шагнула внутрь золотой полоски. Луч нарисовал на её ночнушке светлую дорожку, в которой ткань выглядела намного белее, а нарисованные цветочки стали ярче. Рита с интересом разглядывала чудесное превращение. Она стала медленно поворачиваться, желая, чтобы сказочный луч преобразил всю её застиранную ночнушку. Но лучик продолжал высвечивать лишь узкую полоску.
– Ах ты лентяй! – возмутилась Рита и погрозила лучу пальчиком. – Не хочешь трудиться? Не нравится тебе работать, да? А жрать-то небось захочешь? А-а-а, жрать-то, мля, все любят. Ишь, легушовское отродье, разлеглось, задницу свою лень оторвать! Вот пожалуюсь твоему солнцу, оно тебя враз к бабке Бронтозаврихе отправит! А бабка тебя съест! Ам! Ам! Ам!
Рита сделала страшное лицо, скрючила пальчики и стала изображать, как злая Бронтозавриха будет поедать луч. Но тут её взгляд остановился на будильнике. Уже двенадцать часов! Скоро придёт мать, а Рита даже не ходила ещё в парк за бутылками!
Девочка заметалась по комнате, стараясь как можно быстрее собраться и убежать из дома. Она натянула коричневые чулки и завязала их резинками, чтобы они не свалились. Потом она надела толстые с начёсом панталоны, шерстяные носки, байковое платье, пальто со свисающими из рукавов на длинной резинке варежками. Рита сунула ноги в валенки, схватила вязаную шапку, сетку-авоську и побежала, на ходу застёгивая пальто и завязывая ленточки шапки.
Февральский мороз больно защипал за щёки, а нахальный ветер, кружа в вальсе снежинки, норовил залететь под пальто или прошмыгнуть за ворот. Рита почувствовала, как мёрзнет шея.
«Ох,
Рита, подняв плечи и опустив голову, ссутулилась, чтобы было не так холодно. Да и руки она постаралась втянуть в рукава, которые стали ей давно уже слишком коротки.
Это пальто ей подарила тётя Райка в прошлом году на день рождения, когда Рите исполнилось четыре года. А за год девочка очень вытянулась, и вся прошлогодняя одежда стала ей мала.
– И куда только прёт? – ворчала Верка. – Одежды на неё не напасёшься! И так выше своих сверстников. Каланча какая-то нескладная растёт. Ноги как ходули, руки как две сопли мотыляются, головка маленькая, одни змеиные глазюки торчат да рот до ушей. И в кого такая страшная? Не понимаю!
Рита вставала на табуретку и, осматривая себя в зеркало, соглашалась с матерью. Действительно, руки и ноги были слишком тонкие и длинные. На их фоне тело и голова казались очень маленькими. А лицо совсем было не похоже на мамулино. У мамочки глаза были круглыми, небесно-голубыми, над ними возвышались дугой светлые брови, носик был слегка вздёрнутый, а рот был маленький, с пухлыми, чётко очерченными губами. Дядя Коля, последний папка, часто говорил, что у мамочки губки бантиком. Да-да, он так и говорил: «У Верки губки бантиком, а ж… крантиком».
У Риты же глаза были длинные, зелёные и влажные. Мамочка часто говорила, что такие глаза бывают только у змей и лягушек да ещё у злой ведьмы Бронтозаврихи. Рита очень стеснялась своих глаз, при разговоре со сверстниками старалась отводить взгляд или вообще опускала глаза, делая вид, что рассматривает пол. Да и брови у Риты были не красивыми светлыми тонкими дугами, как у мамочки, а прямыми чёрными стрелками, которые чуть приподнимались к вискам. Нос был узкий, прямой, без той очаровательной вздёрнутости, как у мамули. А про рот вообще говорить противно. Он был и не большой и не маленький, но слишком яркий, так что на худом личике он сильно выделялся и, казалось, занимал собой почти пол-лица. Верхняя губа, правда, была красиво очерчена, зато нижняя – слишком пухлая. Даже волосы были хоть и рыжие, но не такого светлого тона, как у мамы, а почти красные. Рита тяжело вздыхала.
«Ну почему я такая страшная? Почему я совсем на мамочку не похожа? За это она меня и не любит. Вот была бы я, как она, раскрасавицей, она бы меня и любила, и целовала, и за космы не таскала. А так, понятное дело, на такую лягушку, как я, и смотреть-то противно. А если поцеловать, так вообще блевануть можно!»
Яркий солнечный свет слепил глаза. Рита сощурилась и поглядела на снег. Он заискрился всеми цветами радуги.
«Ох, тудыть, как же красиво! Просто расчудесно!!! А, я поняла! Это не снег. Это сказочная скатерть-самобранка! Надо только волшебные слова узнать, тогда эта скатерть заработает. Скажешь, например: «Крибле, крабле, ёшь твою, грабли». Бамс! И на снегу штук сто пустых бутылок появится!!! А без волшебных слов, фигушки, это будет обыкновенный снег. Вон как хрумкает, когда по нему идёшь. Смеётся надо мной: «Хрум-хрум, хрум-хрум. Не узнаешь! Не узнаешь! Никогда не узнаешь мои волшебные слова!» Вот ведь, паразит, тудыть его через колено! Ух, легушовское отродье!»