И я там был
Шрифт:
Литературный кружок, спортивный кружок, кружок кройки и шитья, наконец, самодеятельность, как правило, ужасная! Танцевальная или хоровая — еще ничего. Но что касается театральной самодеятельности и всех ее разновидностей: драматического искусства, эстрадного — с точки зрения хорошего вкуса и профессиональных показателей — как раньше говорили, хоть святых выноси!
Так вот, ничего похожего не являл собою Дом актера под руководством Александра Моисеевича Эскина. Это было по-настоящему интеллигентное заведение со своей особой вольной атмосферой, со своей организационно-творческой программой, действительно интересующей большинство работников искусств. Ныне Дом актера возглавляет дочь Александра Моисеевича
Впервые я попал в Дом актера в конце тридцатых годов. Шел конкурс чтецов, на котором председательствовали попеременно В. И. Качалов и И. М. Москвин. В конкурсе участвовали известные впоследствии чтецы-рассказчики Эммануил Каминка и Сергей Балашов. Среди конкурсантов была и моя одноклассница Ира Бабушкина. Так начиналось мое знакомство с этим благодатным Домом, которое не прекращается и поныне.
Эскин считал, что директором Дома актера должен быть кто-нибудь из крупных актеров — так и было, но фактически все дела вел Александр Моисеевич, из скромности называющий себя замом. Дому актера он посвятил себя полностью, это была его жизнь, которая полностью подчинялась интересам актеров. У Александра Моисеевича были хорошие помощники. Когда я впервые попал туда и познакомился с Эскиным, он мне дал поручение: пригласить приехавшего тогда с визитом в Советский Союз Назыма Хикмета. Свое первое общественное поручение я с честью выполнил. Александр Моисеевич обратил на это особое внимание, поощрил меня, вот, мол, появился новый активист, который сделал большое дело. Никакого «большого дела» я не сделал, просто привез в Дом актера Хикмета. Но само внимание Эскина к моей персоне стимулировало меня для активной общественной работы. С тех пор я являюсь членом актива Дома актера и членом Совета.
В Доме актера всегда собирались очень уважаемые люди со всех театров. И от Центрального Дома работников искусств он отличался своей избранностью, интеллигентностью. Как-то, выступая на очередном заседании Совета, мхатовец Борис Петкер говорил, что он потому почитает Дом актера, что в ЦДРИ можно встретить собачку, волка или еще какого-нибудь зверя, а в Доме актера — нет. ЦДРИ объединял все виды искусства — и цирк, и эстраду, и театр — и все это, естественно, отражалось на его имидже, как сейчас принято говорить, на его стилистической особенности — там царила всеядность.
Вечера были всякие: штатные, юбилейные и политические, обязательные для «советского клуба», посвященные строительству БАМа, например. Дом актера непременно отмечал все события, происходящие в стране. Эскину даже удалось собрать как-то американских космонавтов, или астронавтов, как они себя называют, и тех, которые участвовали в совместной космической акции «Союз — Аполлон», и тех, которые во главе с Армстронгом впервые ступили на поверхность Луны — у меня сохранился автограф «прилунившегося» астронавта. Я уж не говорю о наших космонавтах.
Жизнь, кипевшая в стенах Дома актера, была настолько интересна и популярна, что одно время телевидение организовало серию передач из Дома актера, где выступали известные актеры — читали, пели, беседовали.
Александр Моисеевич очень увлекался капустниками, обожал их. Он часто приглашал группу актеров из Ленинграда во главе с режиссером Александром Белинским. Они сами сочиняли капустники и замечательно представляли. Это были зрелища очень острые по содержанию и сделанные с большим театральным вкусом. Александр Моисеевич очень любил подобные мероприятия, за что имел нарекания от московского партийного руководства: «Очень остро!»
Сам
У него был свой круг близких друзей. Я часто заходил к нему после репетиций и всегда заставал его в ожидании одного из своих друзей — так они поддерживали отношения.
Именно в Доме актера я познакомился со многими артистами, личностями, общение с которыми очень обогатило мой внутренний мир. И прежде всего, с непременными друзьями Эскина — Иосифом Михайловичем Тумановым, Леонидом Осиповичем Утесовым, Ростиславом Яновичем Пляттом.
Я участвовал во многих вечерах, которые устраивал Александр Моисеевич. И вот помню юбилейный вечер Эскина, посвященный его семидесятипятилетию. Юбилей был задуман как «суд» над Эскиным, где Ростислав Плятт выступал в роли адвоката, я — в роли прокурора, а Леонид Утесов в роли свидетеля — Арона Родионовича (по аналогии с Ариной Родионовной, няней Пушкина). Леониду Осиповичу тогда было восемьдесят лет. И он мне говорит перед выступлением: «Володя, пожалуйста, принесите мне бородку из театра». Тут надо обмолвиться, что когда Утесов играл в гриме, он непременно плюсовал, жутко наигрывал. И я, желая избавить его от этого, говорю: «Леонид Осипович, ну зачем вам связываться с гримом? Вы и так замечательно выступите». На что он мне возражает: «Нет, вы не понимаете, я же старика хочу сыграть!» Вот такое очаровательное жизнелюбие, такая через край бьющая творческая энергия, такая погруженность в стихию искусства, когда человек не понимает своего реального возраста. И это прекрасно! Утесов любил участвовать во всяких торжественных поздравлениях и делал это всегда очень хорошо.
И конечно же, все передовое, все интересное, что происходило в искусстве, находило отражение в программе Дома. Особое место занимали, как я уже говорил, капустники и так называемые «посиделки».
Невозможно забыть те «посиделки», которые Александр Моисеевич Эскин устраивал по каким-то табельным дням и по праздникам, и на которые он собирал театральную интеллигенцию. Они проходили весело, непринужденно, и всегда в их основе были какие-то простые игры, в которые вовлекались все, начиная от Галины Улановой и кончая безвестными молодыми актерами. Это были, конечно, люди избранные, но заданная форма общения, исключавшая присутствие всякого чванства, объединяла всех и вся.
А замечательные новогодние праздники! Встречали обязательно и Новый и Старый Новый год с играми детскими, простыми, но чрезвычайно увлекательными. Например — кто быстрее съест пирожок, перепрыгнет через веревочку и первым сядет на стул, на который обычно претендовали два участника, и прочие незамысловатые, но удивительно подвижные и заразительные игры. И главное, кто прыгал-то: Софья Гиацинтова! Вера Марецкая! Ростислав Плятт! Серафима Бирман! Краса и гордость русского театра! Важно и то, что мы, играя в эти же игры, сами превращались в детей и получали от выигранного воздушного шарика или какого-нибудь картонного приза огромное удовольствие. Через эти праздники мы очищались и заряжались положительной человеческой энергией.
Можно сказать, Дом актера — это «мои университеты». Здесь я приобщался к миру искусства, образовывался, расширял круг театральных знакомств. И все это продолжалось на отдыхе в Рузе, бывшем Доме отдыха НКВД, а потом и в Щелыково, где, собственно, собиралась та же публика, которая «гужевалась» в Доме актера.
Бывали сезоны отдыха, когда в Рузе, в двухэтажных домиках барачного типа на берегу Москвы-реки, жили в одно время Симоновы, Леонид Осипович Утесов, Павел Александрович Марков, Петкер, Эрдман. Такое сочетание корифеев нашей художественной культуры само по себе было уникальным.