И. Полетаев, служивший швейцаром
Шрифт:
— Куда?
— На станцию.
И парень закурил, и закурил Полетаев, впрочем, это был его псевдоним, выбранный когда-то почти случайно, а дело было так: Полетаев, тогда вовсе даже и не Полетаев, однако, уже и всегда И., прогуливался
И они ехали, не обменявшись за весь путь ни одной фразой, наконец грузовик подрулил к станции, и Полетаев, тогда уже почти не Полетаев, выпрыгнул из кабины, вытащил свой чемодан и, обернувшись к парню, спросил:
— Сколько?
— Нисколько, — ответил тот. И машина развернулась, дала прощальный гудок и погромыхала по российским дорогам своими четырьмя колесами. Такое колесо, оно ведь и до Парижа доедет, наверняка!
Без лишних раздумий забрался он в первый товарный вагон, на купейный, господа, у него просто не было денег, сел на один из ящиков с неизвестно чем, стоящий на деревянном полу и задремал…
…Деревни Леново, что под Москвой, было раннее утро, и он увидел скромную могилу с неяркой фотографией неизвестного человека, который в его книге жизни носил фамилию Полетаев.
…И привиделось ему что-то, видимо, очень приятное, потому что он два раза улыбнулся во сне и готов был, кажется, даже рассмеяться,
Он отрыл глаза. Посидел с минуту молча. Потом встал — и с усилием раздвинув стену вагона — восхищенно замер: влажная, сверкающая равнина травы, пестреющая цветами, раскинулась перед ним, она плыла, покачиваясь, она скользила вместе с небом — у него закружилась голова — и, бросив свой чемодан в уходящем поезде, он прыгнул в запахи цветов и трав, в смеющиеся и сияющие ароматы жизни — и полетел, подбрасываемый упругими ладонями воздуха, а когда приземлился и обнаружил, потирая ушибленное колено, что жив, вспомнил: снилось ему, что он сидит на деревенском балконе, обращенном в сад, а прекрасный дождь роскошно шумит, хлопая по древесным листьям, стекая журчащими ручьями и наговаривая дрему на его члены, а между тем радуга крадется из-за деревьев и светит матовыми семью цветами на небе…