Иафет в поисках отца
Шрифт:
Едва мы исполнили все его приказания, как услышали голос, который сейчас же узнали.
— Эй, извозчик! Что это ты уехал без меня, когда я тебя сторговал за деньги? В мои лета, знаешь, не так-то легко ходить пешком. «Excipenda tamen quaedam stint urbium», то есть: «В старости ноги слабеют, и нельзя на них ходить без костылей».
— Вот и доктор! — воскликнул Тимофей с зажмуренными глазами.
— Теперь открывайте глаза, но не кулаки, и прежде скажите, что у вас в руках.
— Фарсинг, — ответил Тимофей.
— Гинея, — ответил я.
Мы разжали руки,
— Что за черт, где же деньги? — воскликнул я, смотря на Тимофея.
— Где доктор? — спросил он с таким же удивлением.
— Деньги у доктора в кармане, — ответил наш спутник, улыбаясь.
— Где же карман доктора? — спросил его Тимофей.
— Здесь, — говорил он, хлопая по своим панталонам. — Вот вы также думали узнать и доктора, как эти деньги.
И, к нашему удивлению, он опять заговорил совершенно голосом доктора и с такими же отрывками из примеров латинской грамматики. Мы с Тимофеем все еще удивлялись, а он, приняв настоящий свой голос, продолжал:
— Если бы я не знал, что вы хотите получить какое-нибудь место, и если бы не имел в вас нужды, то не открылся бы перед вами. Итак, хотите ли поступить ко мне? Работой вы не будете обременены, а платой останетесь довольны.
— Но можем ли мы быть уверены, что наша должность не будет иметь ничего бесчестного? — спросил я.
— Будьте покойны, сомнения ваши на этот счет исчезнут совершенно. Я, как и все купцы, стараюсь как можно более выручить с капитала. Я пользуюсь человеческой глупостью, чем живут обыкновенно умные люди.
Тимофей толкал меня локтем и моргал, чтобы я согласился на предложение доктора. Подумав несколько секунд, я наконец подал ему руку, говоря, что согласен, но только на сказанных условиях.
— Вы не будете раскаиваться; я также возьму и вашего товарища и более для вас, нежели для себя. Мне нужен человек хорошей наружности, ловкий и с вашими познаниями. Но теперь мы не станем более говорить об этом. Кстати, хорошим ли латинским языком мы изъяснялись?
— Нет, — ответил я смеясь, — вы мне говорили слова, помещенные в грамматике, а я выбирал все из медицинских книг, так что одно другого стоило.
— Так лучше употреблять фразы из грамматики, нежели ваши, которых ученики не понимают. — И, помолчав немного, он продолжал: — Я думаю, что на следующем перекрестке мы должны остановиться. Впрочем, мы сейчас же узнаем это.
В это время подошел к телеге черный, как цыган, человек и стал говорить с нашим новым знакомым на неизвестном для нас языке, и, что-то сказав, исчез. Через четверть часа после этого доктор вышел из телеги и велел нам следовать за собой, шепнув несколько слов безумцу, которых я не расслышал. Филотас и ребенок остались в телеге.
Расплатившись с извозчиком, мы взяли наши узелки и последовали за таинственным незнакомцем, который через несколько минут, остановившись, сказал нам:
— Я пойду вперед и приготовлю своих друзей к вашему приему, вы же продолжайте идти все прямо, пока не встретите печи, где обжигают гипс, и там меня подождите.
Он перескочил через забор и вскоре исчез из виду.
— Право,
— Что же мы могли сделать лучшего? — ответил Тимофей. — Надобно чем-нибудь в свете жить. Он шарлатан. Это правда, но я не нахожу тут много дурного; большая часть людей верит им более, нежели настоящей медицине, да, впрочем, и лекарства шарлатана вылечат не менее настоящих.
— Правда, что, действуя на воображение, скорее можно вылечить, нежели леча тело. Впрочем, ты думаешь, что он только этим и обманывает?
— Обманывает или нет, я не знаю, а думаю, что он больше ничего от нас не потребует.
— Я в этом не уверен, а впрочем, увидим. Если бы мы не были ему нужны, то он бы нас не взял к себе. Тайну эту мы скоро разгадаем.
Глава X
Когда мы пришли к печке, о которой он нам говорил, то сели на свои узелки и разговаривали около пяти минут, пока наш новый знакомец не явился, неся с собою что-то завязанное в платке.
— Снимите ваши платья и наденьте вот эти, в которых вы лучше будете приняты в моем кругу. Теперь собирается табор, где есть люди, на которых я не могу совершенно полагаться. Но вам нечего бояться; со мной и моей женой вы в совершенной безопасности, ее маленькие пальчики защитят вас от пятисот человек.
— Ваша жена? Да кто она? — спросил я, надевая новое платье.
— О, это важное лицо между цыганами. Она по происхождению начальница всего табора.
— А вы — тоже цыган?
— И да, и нет. По рождению я не принадлежу к ним, но по жизни и женитьбе — цыган. Но я не родился с ними в поле, могу вас уверить, хотя и провожу теперь большую часть ночей на открытом воздухе; не думайте также, чтобы я вас оставлял здесь надолго: через несколько же дней табор разойдется, и в продолжение многих месяцев никого из них не увидите, кроме моего семейства. Притом я вас звал не для того, чтобы проводить всю жизнь с цыганами, напротив, мы должны быть деятельны. Но вот мы сейчас придем к нашему месту, и вы не говорите ничего, пока не дойдете до моей палатки. Там можете расположиться и делать, что угодно.
Мы свернули с дороги и, пройдя небольшое ущелье и лесок, очутились в довольно пространном месте, где было разбито около тридцати цыганских палаток. Везде раскладывали огни и готовили пищу. Мы прошли мимо десятка таких палаток, не говоря ни слова, по совету нашего спутника, который довел нас до самой большой из них и вошел в нее, оставив нас одних. Мы с Тимофеем стали осматриваться и увидели возле себя Филотаса, одетого так же, как и мы, и Джумбо, занятого раздуванием огня под горшком. Множество цыган проходило мимо нас, и некоторые из них глядели с каким-то странным выражением. Между тем мы очень были рады, когда наш спутник воротился из палатки. Он вел за собой женщину, с которой говорил по-цыгански. — Натте желает сама вас встретить, — сказал он, приближаясь к нам.