Ибн Сина Авиценна

Салдадзе Людмила Григорьевна

И еще его стихи о власти:

Царство — дичь, которую не схватит Ни парящий орел, пи свирепый лев. Только две вещи связуют его: Одна — меч, другая — золото. Мечом нужно его захватить, А золотом, если можешь, свяжи ему ноги.

А потом, говорят, Мунтасир читал старика Кисаи, на чьих глазах он вырос, — нескладного старика, искреннего, как ребенок, горького, как смерть:

Зачем пришел я в этот мир? Что совершить и что сказать? Пришел я песнь любви пропеть, пришел изведать жизни мед. И стал рабом своих детей и пленником своей семьи. И жизнь я прожил, как

верблюд, трудился, словно вьючный скот. К чему? Мои богатства я по пальцам сосчитать могу, А бедствия начну считать, до гроба не окончу счет. Чем завершу я долгий путь? Его истоком была ложь. По суете он пролегал, и в суете конец найдет. За деньги жадность я купил, а жадность принесла мне зло. Я многих горестей мишень, мне только беды небо шлет. О, жаль мне юности моей, и жаль прекрасного лица. И жаль мне прежней красоты и прошлой жизни без забот. Где безмятежность юных лет, отвага пламенной души? Где упоение страстей, мечты безудержной полет? Мой волос бел, как молоко, а сердце, как смола, черно. В лице индиговая синь, и слабость мне колени гнет. От страха смерти день и ночь дрожу, как пожелтевший лист, Как нашаливший мальчуган, когда отцовской плетки ждет. Мы проходили и прошли и стали притчей для детей. Забыты все, кто жил до нас, и нас забудут в свой черед. О Кисаи! Твой полувек заносит лапу над тобой. Как ястреб, он тебя когтит, твои крыла на клочья рвет. И если от надежд ушел и разлюбил богатства ты, Так время остуди свое и без надежд иди вперед. [55]

55

Перевод В. Левика.

«Так время остуди свое и без надежд иди вперед…» —повторил Мунтасир.

Недалеко от Мерва, как говорят историки Гардизи, Утби и Наршахи, Мунтасир был убит нищим. Кто-то потом написал на его скромной могиле его же стихи:

Мой трон — на спине у коня… Лес поднятых копий — мой сад. Лук и стрелы — цветы в нем…

ИБН СИНА ПОНЯЛ, КАК СКАЗАЛ МУСА-ХОДЖА КРЕСТЬЯНИНУ АЛИ, ЧТО ОТ ГОСУДАРСТВ, КАК БЫ НИ БЫЛИ ОНИ ВЕЛИКИ, — НИЧЕГО НЕ ОСТАЕТСЯ, ИСЧЕЗАЕТ, БУДТО ТУМАН, ВЛАСТЬ.

ОСТАЕТСЯ ТОЛЬКО ТРУД ДУШИ. И СВЕРКАЮТ ДУШИ, КАК ЗВЕЗДЫ НА НЕБЕ.

Вот душа Ашина, вот Бахрама Чубина, вот Исмаила Самани, Тайцзуна, Мунтасира, Савэ, Кули-чура, затоптанного врагами…

Но как им связаться с живыми? Как связаться между собой, чтобы мог Ашина передать понятую им мудрость Мунтасиру, а Кутлуг — Исмаилу Самани?

Вот Млечный путь. Он связывает звезды. А на земле что связывает людей?

— В эти годы, — говорит Муса-ходжа крестьянину Али, — переосмыслив историю родины, И РОДИЛСЯ ИБН СИНА — ПОЭТ. Не искусство ли — Млечный путь на земле, связывающий души?..

А в Газну не поехал потому, что да, вскрывал трупы и султан Махмуд узнал об этом. Бакуви в XV веке так и пишет: «Когда начал править султан Махмуд, против Абу Ала ибн Сины стали плестись интриги, и он бежал из Бухары в Хорезм». Плохо относились к Ибн Сине еще и брат караханида илек-хана Насра и наместник иго. А тут новая беда — умер отец. Ибн Сине — 22 года… Поступил на службу во дворец, но вскоре оставил ее из-за клеветы в оскорблений, разожженных могущественными врагами. «Даже учитель Ибн Сины Бараки отвернулся от него… Что ж, золотую монету пробуют на зуб, когда хотят убедиться: настоящая ли она? Судьба решила испробовать Ибн Сину. Или это была доброта ее? Готовила юного Хусайна к предстоящей жизни, полной одиночества в горя, — ведь ему суждено было до самой смерти скитаться по дорогам, выложенным врагами. „Долгое время я был пленен такими трудностями и горем, — пишет Ибн Сина в предисловии к юношескому своему трактату „Освещение“, написанному в Бухаре, — что если бы они попали на горы и камни, то размельчили бы их“».

Между Ибн Синой и учителем его Бараки встали государственные враги. Бараки, хорезмиец, обещал, еще до ссоры, помочь Ибн Сине перебраться в Хорезм, в город Гургандж, в устроить его там при дворе. И вот Бараки зовет Ибн Сину. Говорит же с ним отчужденно, но предлагает написать трактат о душе и теле, о том, что будет с ними после смерти. Ибн. Сина

прежде, чем начать писать, кладет перед собой чистый лист бумаги, задумывается и вдруг изливает всю горечь души в предисловии к трактату — исповеди учителю, — ведь скоро они расстанутся, может навсегда… Учитель должен знать правду. «Надеюсь, что в скором времени, — пишет Ибн Сина, — сбудется моя мечта — застану друзей в радости, а врагов униженными и освобожусь от нареканий недоброжелателей, Тогда найду добро в счастье, утерянные мной в трудное время, и буду пользоваться радостью, достатком и спокойствием в этом мире ради будущей жизни.

Сердце учителя не позволит после принятия меня учеником оставить у меня в руках неудачи, чтобы я оказался в объятиях случайностей. Учитель не может поручить мою судьбу тому, кто ищет свою победу в моем унижении, кто находит себе уважение в моем унижении и для достижения своей цели предпринимает шаги против меня [56] . Разница в степени между нами немалая, то, что он может замещать меня, невообразимо, следовательно, не должно быть, чтобы он пользовался моими стараниями, ибо невозможно, чтобы он равнялся со мной по способностям, проницательности, доверию, происхождению, положению, славе.

56

Главный враг Ибн Сины, кто занял его должность, — вероятно ученик Бараки.

Там, где перечисляют имена мужей, он входит в число забытых, а я в число, восхваляемых. Его положение среди приближенных учителя для всех нас постыдно, его поведение не может согласоваться с манерой учителя, тогда как мое присутствие было бы для учителя предметом гордости, причиной его прославления и восхваления, ибо я всегда буду следовать его похвальному нраву и примерному поведению.

Он под защитой учителя получил высокий сан и большое имущество и компенсировал свою бедность, но я только подошёл к нему, не имея еще выгоды [57] …

57

Поэтому все что говорю, — искренне.

То, что было высказано… стон, исходящий из сдавленного горла, И жалоба, Исходящая от обиженного сердца»..

А дальше шли философские рассуждения о теле и душе — Жизни и Смерти.

Этот юношеский трактат Ибн Сины прочтет в XII веке Хамадани и так будет потрясен им, что оставит религию и перейдет на путь Ибн Сины.

«Освещение» — трактат, посвященный учителю, примирил Ибн Сину с миром, дал надежду и силу дальше жить.

Что вижу я ныне?

— пишет Ибн Сина-ПОЭТ.

В упадке и честь, и ученость, — И в прошлом осталась мысли людской утонченность. Сегодня к тому же не водят в достоинствах проку, Возносят невежд и легко предаются пороку. И мир предстает мне обителью знати и черни, Где хаос и тлен, где пируют могильные черви. А может быть, сам он — мертвец, преисполненный гнева. Червей этих жрет, ублажи и голодное чрево? Мир станет в грехе иль как праведник, встанет из праха? Поведать могу ли я предначертанья аллаха? Когда против рока пойти я решился в гордыне. Не зная упрека, всего бы добился и ныне. Не страх за себя ощущал я в иные минуты. Боялся я вызвать слепое безумие смуты. и черные тучи моей не закроют дороги, МЕЧ СПРЯТАН В НОЖНАХ, НО БЕЗМОЛВЕН ДО ПЕРВОЙ ТРЕВОГИ [58] .

58

Перевод Я. Козловского.

V Хиджра Ибн Сины

Очередной день суда.

Сразу же после молитвы Бурханиддин-махдум стал рассказывать о пути Ибн Сины в Хорезм.

— Если плыл он по Джейхуну, значит, не скрывался. Если шел по пескам…

Ибн Сина Шел по пескам. По Джейхуну было бы великим удовольствием плыть вдоль свежести и зеленых полей! Но… Махмуд мог держать на переправах своих людей.

По пескам в летние месяцы никто не ходил — разве беглые рабы и разбойники.

Первые три дня караваи, к которому пристал Ибн Сина, шел до могилы святого Ходжи-Обана. К северу от могилы среди холмов обнаружили пресное озерцо.