Ибо прежнее прошло (роман о ХХ веке и приключившемся с Россией апокалипсисе)
Шрифт:
– Проходите.
– Ого, - сказал он, войдя.
– Да у вас тут в самом деле уборка полным ходом.
– Садитесь, - пригласила она; освобождая пространство на столе, кое-что сдвинула к краю, кое-что бросила на кровать.
Харитон сел спиной к окну. Она - напротив него.
Все же он был не таким, как всегда. Может быть, что чувства ее были возбуждены, но ей казалось, будто и движения его были нерешительны, и говорил он как-то вяло, и в глазах его чудилось ей второе дно. Распечатав и положив на стол коробку с конфетами,
– Ну, что же, Вера, - сказал он.
– Можно только гордиться знакомством с такой девушкой, как вы. Я поздравляю вас и желаю успехов на вашем новом поприще.
– Спасибо. Но, вообще, немного рано еще меня поздравлять. Я пока что и не кандидат даже.
Чокнулись. Харитон выпил свой стакан до дна. Вера Андреевна выпила половину, взяла из коробки конфету.
– Что с вашей мамой?
– поинтересовалась она.
– Опять беспокойна?
– Да. Спасибо, кстати, что помогли мне тогда. Она вспоминала о вас.
– Вы молодец, Харитон, что не бросаете ее. Я, по правде, очень вас за это уважаю.
Он взглянул на нее как-то странно.
– Я приходил к вам в воскресенье два раза, - сказал он. Хотел поблагодарить. Вас не было дома.
– Да, возможно, - немного рассеянно кивнула Вера Андреевна.
– Очень много всяких проблем последние дни. Харитон, вы не могли бы ответить мне - если это не секрет, конечно - за что арестовали Вольфа?
– Не беспокойтесь. К отделу культуры это не имеет отношения. Он наломал в свое время дров по общественной линии по линии "Союза воинствующих безбожников". Вольно или невольно - это предстоит выяснить.
– Дело в том, что я давно его знаю. Поверьте, он человек совершенно безобидный. По собственному злому умыслу он ничего бы не наломал.
– Это вскоре выяснится, Вера, не беспокойтесь, - повторил он.
Она вздохнула.
– Да. Так, значит, у вас успехи по службе. Что ж, я рада. А ко мне сегодня Леонидов заходил в библиотеку. Разглагольствовал как раз по поводу вашей работы. Харитон, а вам не бывает жаль иногда, что вы ушли из архитектурного?
Он пожал плечами.
– Зачем жалеть о том, что изменить все равно невозможно? Никому не дано объять необъятное. Я считаю, что главное для человека - реализовать себя на том или ином месте. А на каком именно - не всегда и зависит от нас. Не мы выбираем время, оно выбирает нас.
– Да, время... Но понимаете, Харитон, мне кажется, для человека важно не только реализовать себя, но и видеть результаты этой самореализации. Я имею ввиду: архитектура - это творчество, это созидание с конкретными зримыми результатами. А в вашей работе какой же результат - человек за решеткой? Ну, если, разумеется, оставить за скобками - заслужил он это или нет.
– Вы не правы, Вера, - произнес Харитон довольно сухо. Результат моей работы -
– Целесообразного творчества...
– повторила она задумчиво; потом кивнула сама себе и снова взялась за стакан.
– Ну, что же. Я, в общем, тоже поздравляю вас, Харитон.
Харитон тем временем достал папиросы.
– Можно у вас курить?
– спросил он.
– Курите.
Прикусив папиросу, он сосредоточенно охлопал себя по карманам.
– Спички забыл, - сообщил он озабоченно.
– У вас не найдется?
– На кухне, - удивленно взглянула она на него.
– Вы не принесете?
Она не сразу ответила.
– Хорошо, - чуть улыбнувшись вдруг, кивнула она, встала и пошла в коридор.
На полпути в коридоре - перед дверью Аркадия Исаевича она остановилась на минуту, прислонилась спиной к стене.
"Неужели?! Неужели правда?" - стучалось у нее в голове.
Эйслер исполнял "Лунную сонату" - как раз закончил первую часть и выдержал небольшую паузу. Она невольно ждала продолжения - неизвестно было, как он продолжит. Бывало, он переходил прямо к третьей части - пропускал алегретто, потому что считал его лишним, эмоционально неадекватным.
– Это плохая музыка, - послышался вдруг в тишине за дверью голос Шурика.
– Ее белогвардеец в "Чапаеве" играл.
Несколько слушателей засмеялись.
– Не говори глупостей, Шурик, - недовольно возразила ему Леночка.
– Тише, тише, - укоризненно произнес кто-то.
Будто в омут головой, будто навстречу смерти, Эйслер бросился в головокружительное престо.
Вера Андреевна вдруг рассмеялась - беззвучно и неудержимо; затем постаралась взять себя в руки, покачала головой, прошла на кухню, достала из ящика спички и вернулась в комнату.
Оба стакана были полны. Харитон стоял возле открытого окна. Она отдала ему спички и села на место. Он закурил.
"Вот бы незаметно подменить их," - думала она, глядя на эти стаканы. Пусть бы он заснул здесь. А они тем временем уехали. Но подменить казалось невозможно. И пить было никак нельзя. И почему-то было очень смешно.
Харитон курил, глубоко затягиваясь, стараясь дымить в окно.
Что же делать? Она как бы машинально взяла свой стакан, повертела его так и сяк, передвинула поближе к краю стола.
– Почему вы улыбаетесь?
– щурясь от дыма, спросил Харитон.
– Да так... Я, в общем, рада, что вы зашли, - сказала она первое, что пришло ей в голову.
– Я люблю шампанское, только пьянею быстро. Может быть, порежем дыню? Это мне Алексей сегодня подарил.
Недокурив немного, Харитон отодвинул в сторону занавеску, выбросил окурок в окно - и для этого на секунду повернулся к ней спиной. Тогда вдруг быстрым движением руки она сбросила стакан на пол. И он звонко разбился о паркет.