Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века
Шрифт:
Образовательный уровень студентов коллегиумов, которых нанимали в качестве домашних учителей, был достаточно высок. Образ такого учителя вошел в украинскую литературу с определениями «ученый богослов» и «философ», что фиксировало статус человека, который дошел «в науках» до высших классов. Сохранившиеся контракты показывают, что домашние учителя занимались с детьми казацкой старшины не только славяно-русской грамотой, но и латинским, немецким, французским языками [144] . Например, в 1774 году студент Харьковского коллегиума Фома Момонов заключил контракт с помещиком Острогожской провинции Гавриилом Венецким [145] на обучение троих его сыновей немецкому и латинскому языкам, арифметике и геометрии [146] . В других подобных договорах того времени зафиксировано обязательство учить детей латинскому и немецкому языкам, русскому и французскому, в конце века все чаще – латинскому и французскому [147] . В контрактах подчеркивалось высокое положение учителя в доме: он имел общий стол с помещиком, собственное помещение (комнату) и слугу.
144
Бакай Н. Южно-русский дворянин XVIII века // Киевская старина. 1885. № 4. С. 717–742, здесь с. 726.
145
Гавриил Венецкий упоминался выше как студент Харьковского коллегиума, который был на «кондициях».
146
Об обучении студентом Харьковского коллегиума Момоновым детей помещика Венецкого (Центральний державний історичний архів України, м. Київ. Ф. 1973. Оп. 1. Спр. 1243. Арк. 1).
147
Сулимовский архив. Фамильные бумаги Сулим, Скоруп и Войцеховичей. Киев, 1884. С. 141.
Примечательно, что в текстах контрактов нередко фиксировались обязанности учителя по нравственному воспитанию своих учеников. Одно из «типичных» условий договора гласило, что учитель должен «отвращать» своих воспитанников
148
Об обучении студентом Харьковского коллегиума Момоновым детей помещика Венецкого (Центральний державний історичний архів України, м. Київ. Ф. 1973. Оп. 1. Спр. 1243. Арк. 1).
149
Сулимовский архив. С. 140–141.
150
Именно так был сформулирован один из аргументов о необходимости основания Московского университета в указе от 24 января 1755 г. См.: Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830. Т. XIV. № 10346. С. 286.
151
Чечулин Н. Д. Русское провинциальное общество во второй половине XVIII века. Исторический очерк. СПб., 1889. С. 52; Богословский М. Быт и нравы русского дворянства в первой половине XVIII века. М., 1906. С. 6–7.
Контракты и другие документы фиксируют очевидное желание родителей иметь в своем доме не только учителя, преподающего определенный предмет и приходящего только на время занятия, но также воспитателя/гувернера, постоянно находящегося с ребенком для того, чтобы прививать ему разные привычки и навыки. На этом основании можно утверждать, что на украинских землях с явлением кондиций связано зарождение и института гувернеров. Это важно отметить, ибо в историко-педагогической литературе появление гувернеров обычно относят к более позднему времени, связывают с семьями аристократов и делают акцент на воспитателях-иностранцах и моде на них, пришедшей от российской элиты [152] .
152
Дзюба О. М. Приватне життя. С. 149–150.
Среди языков, которые звучали в семьях казацкой старшины, важнейшую роль играл латинский язык. Во многих воспоминаниях, описывающих домашнее воспитание XVIII века, общим местом было указание на то, что отцы (сотенная и полковая казацкая старшина), получившие «латинское» образование, любили и сами заниматься со своими детьми латинским языком (воспоминания Ильи Тимковского [153] , сенатора Федора Лубяновского, писавшего, что отец его был «сам большой латинист» [154] ). Это обстоятельство отличает казацкую старшину от российского дворянства, только незначительная часть которого изучала и знала латинский язык [155] . В письмах к сыновьям отцы очень часто подчеркивали необходимость изучения и немецкого, с указанием на желательное продолжение обучения в немецких университетах [156] . Вместе с тем французский язык становился очевидным признаком принадлежности к дворянскому сословию. Нами найден весьма примечательный каталог личной библиотеки судьи Погарского земского повета Степана Лашкевича, насчитывавшей более 300 томов, в котором значатся более восьми десятков книг на французском, латинском и немецком языках (грамматик, учебных пособий, философских произведений, романов) [157] .
153
Тимковский И. Ф. Мое определение. С. 10.
154
Лубяновский Ф. П. Воспоминания // Русский архив. 1872. Вып. 1. С. 98–185, здесь с. 100.
155
В этой связи очень интересен вывод Макса Окенфуса о том, что отношение к латинским классикам и к Цицерону является полезным инструментом для измерения степени и стиля вестернизации в начале Нового времени, которые были разными у казацкой старшины и духовенства украинских земель и русского дворянства и духовенства (Okenfuss M. J. The Rise and Fall of Latin Humanism in Early-Modern Russia: Pagan Authors, Ukrainians, and the Resiliency of Muscovy. Leiden; New York; Koln, 1995. Р. 239). Cледует отметить, что значительное украинское (малороссийское) культурное влияние на великорусское общество в XVIII веке неоднократно становилось объектом изучения исследователей, в том числе авторы затрагивали и образовательный, и церковный аспекты. Кроме названной работы Макса Окенфуса отметим еще несколько работ: Харлампович К. В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Казань, 1914; Saunders D. The Ukrainian impact on Russian culture, 1750–1850. Edmonton, 1985.
156
Частная переписка Григория Андреевича Полетики (1750–1784 г.) // Киевская старина. 1893. № 6. С. 491–506, здесь с. 496.
157
Каталог бібліотеки бунчукового товариша С. І. Лашкевича (Інститут рукопису Національної бібліотеки України імені В. І. Вернадського. Ф. ІІ. Спр. 6781. Арк. 1–6). Степан Лашкевич не обладал значительными земельными владениями, но имел родственные связи с влиятельной казацкой старшиной Гетманщины.
В старшинских семьях было принято, чтобы приглашенные на праздник гости устраивали экзамен учившимся детям. Это явление, типичное для этой среды, неоднократно попадало на страницы произведений художественной литературы того времени, например романа Григория Квитки-Основьяненко «Пан Халявский» [158] . Казацкая старшина жаждала продемонстрировать родственникам и соседям достижения в воспитании своих чад. Такие «презентации», описанные в воспоминаниях и художественной литературе, свидетельствуют о том, что воспитательные идеалы этих людей были связаны с ценностями новогуманистического образования (принципами pietas litterata («просвещенного благочестия») и классической традицией), приобщением к античному наследию, овладением риторической культурой. Ярким проявлением этого процесса становились панегирики и декламации стихов с прославлением хозяина дома, с уверениями в том, что «дух искусства» взлетает «выше гор парнасских» [159] . Античная литература, ее образы и герои были неотъемлемой частью разных форм досуга семей казацкой старшины. Впрочем, иногда случалось, что в этих произведениях вместо имени древнегреческого бога Плутона случайно появлялся «дядя Платон» [160] . Однако такие «ошибки», «замены» и «подмены» демонстрируют, как именно на уровне повседневности протекали адаптационные процессы, привносившие в воспитательные практики казацкой старшины определенные новации, как переплетались элементы народной культуры и высокая ученость. В целом студенты коллегиумов и Киевской академии, плоть от плоти своих alma mater, несли в общество характерные для этих учебных заведений воспитательные цели и дидактические приемы.
158
Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Пан Халявський // Зібрання творів: У 7 т. Київ, 1979. Т. 4: Прозові твори. С. 7–197, здесь с. 88.
159
Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Панна сотниковна // Зібрання творів: У 7 т. Київ, 1979. Т. 4: Прозові твори. С. 291–320, здесь c. 304.
160
Тимковский И. Ф. Мое определение. С. 15.
В воспоминаниях о детстве, проведенном в семьях казацкой старшины, авторы нередко упоминали о книгах для детского чтения (первенство, конечно, за «Приключениями Телемака» [161] и «Робинзоном Крузо»). В реестрах личных библиотек представителей казацкой старшины фиксируется немало книг по воспитанию детей. Показателен пример личной библиотеки упомянутого Степана Лашкевича, в которой значится немало детских книг [162] . Это переведенные на русский язык и опубликованные в те же годы «Детское училище» Лепренс де Бомон, арабские сказки «Тысяча и одна ночь» и «Серальския скаски» Марианн Аньес де Фок, нравоучительные книги для детей [163] . Интересно, что в библиотеке было несколько трудов педагогической направленности, а именно: произведение Джона Локка «О воспитании детей» (на русском) и «Эмиль» Жан-Жака Руссо (на французском), книги о воспитании светской особы, которая должна уметь вести себя в соответствии с нормами дворянской среды [164] , о воспитании девочек [165] , пособия по обучению детей рисованию и музыке [166] . Примечательно, что некоторые книги повторялись в «русском» и «иностранном» отделах библиотеки, как, например, «Приключения Телемака» и «Похождения Жиль Бласа из Сантильяны». Однако «французский» отдел наполнен прежде всего философскими произведениями и рядом известных романов выдающихся авторов (здесь и Вольтер, Жан-Жак
161
Интересно, что в конце XVIII века этот роман Фенелона на русский язык перевел юный Федор Лубяновский, будущий сенатор, который родился на Полтавщине (перевод был опубликован в Москве в 1797–1800 годах).
162
Каталог бібліотеки бунчукового товариша С. І. Лашкевича (Інститут рукопису Національної бібліотеки України імені В. І. Вернадського. Ф. ІІ. Спр. 6781. Арк. 2–5).
163
В реестре значатся, например, в переводах на русский язык «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо, «Железная маска» Шарля де Фие Муи, «Похождения Жиль Бласа из Сантильяны» Алена Рене Лесажа, «Приключения Маркиза» Антуана Франсуа Прево д’Экзиля.
164
Например, такие книги: Ламбер Анн Терез де. Письма госпожи де Ламберт к ея сыну о праведной чести и к дочери о добродетелях приличных женскому полу. СПб., 1761; Семенов П. Товарищ разумной и замысловатой, или Собрание хороших слов, разумных замыслов, скорых ответов, учтивых насмешек и приятных приключений знатных мужей древняго и нынешняго веков. М., 1787; Бельгард Жан Батист Морван де. Совершенное воспитание детей. Содержащее в себе; молодым знатнаго рода, и шляхетнаго достоинства людям, благопристойные маниры, и приличныя поведении. Со многими к поспешествованию щастия их способными правилами, и нравоучительными разсуждениями. СПб., 1760.
165
Должности женскаго полу: По требованию знатнаго господина, написаны от некоторой женщины / Переведены с немецкаго на российской язык. М., 1760.
166
Некрасов М. Я. Краткое наставление к рисовальной науке в пользу российскаго юношества. [М.], 1760; Вевер Х. Л. Методической опыт. Каким образом можно выучить детей, читать музыку, столь же легко, как и обыкновенное письмо. М., 1773.
167
Например, анонимный роман «Житие и достопамятныя приключения Зелинтовы», «Нравоучительные сказки» Жана Франсуа Мармонтеля, «Капитана Самуилы Брунта путешествие в Каклогалинию или в Землю петухов, а от туда в Месяц» Джонатана Свифта.
168
В библиотеке Степана Лашкевича это переведенные на русский язык: книга Жана-Анри-Самюэля Формея «Краткое понятие о всех науках. Для употребления юношества», а также «Детская книга, или Общия мнения и изъяснение вещей, коим детей обучать должно: Весьма полезное дело для тех, коим воспитание детей вверено».
169
Плохій С. М. Козацький міф. С. 288. Разделяем мнение С. Плохия о том, что изучение среды, в которой возникла «История русов», пребывает в начальной стадии (С. 382).
170
Там же. С. 372.
Примечательно, что начиная с середины XVIII века информация о покупках детских книг казацкой старшиной очень часто встречается в источниках. Детские книги в 1750-х годов покупал лубенский полковник Петр Кулябка [171] . В 1789 году архимандрит Христофор Сулима писал своему брату Акиму, переяславскому помещику, что обязательно привезет гостинцы племянникам – каждому по «книге с картинками» [172] . Такое отношение к детским книгам, ставшее уже нормой в этой среде, объясняет замечание в воспоминаниях Андрея Стороженко, относящихся к концу XVIII века, о том, что в родительском доме он испытывал «ужасную нужду в самом необходимейшем для жизни», а именно не имел ни одной принадлежащей ему книги [173] .
171
Модзалевський В. З історії книги на Україні // Книгарь. 1918. Січень. Ч. 5. С. 235–238, здесь с. 237.
172
Сулимовский архив. С. 134–135.
173
Стороженки: Фамильный архив. Т. 1. Киев, 1902. С. 179.
Все это свидетельствует о том, что в ряде семей казацкой старшины задачи домашнего воспитания решались с учетом достижений европейской культуры раннего Нового времени.
Следующий этап «программы» воспитания детей казацкой старшины предполагал обучение в одном из православных коллегиумов или в Киевской академии. Как уже отмечалось, в этих учебных заведениях были восприняты многие воспитательные и образовательные традиции гуманистических школ Европы, прежде всего иезуитских коллегиумов. Их важной характеристикой была фактическая ориентация на программу «Ratio Studiorum». Во всех коллегиумах преподавались высшие дисциплины – философия и богословие. С конца 1730-х годов в программу обучения постепенно включали предметы, ранее не преподававшиеся в этих школах, такие как новые языки. Безусловно, как и во всех учебных заведениях этого типа, образовательные задачи тесно переплетались с религиозно-нравственным воспитанием [174] . В Киево-Могилянской академии и православных коллегиумах из опыта иезуитской педагогики позаимствовали продуманную и разветвленную систему поощрений и наказаний учеников. Типичны воспоминания Федора Лубяновского, который писал, что окончил Харьковский коллегиум «с благоговением к Евангелию и учению церкви, с покорностию начальству и не от страха, а по чувству необходимости в руководстве». Лубяновский подчеркнул, что его не готовили к духовному званию. Он ощутил разницу в воспитании, поступив в университет, в котором, по его словам, никто не имел определенной цели (кроме студентов-медиков), а просто «все мы просвещались» [175] .
174
Посохова Л. Ю. Православные коллегиумы на пересечении культур. С. 232–265.
175
Лубяновский Ф. П. Воспоминания. С. 113–114.
Важно отметить, что, в отличие от духовных семинарий Российской империи, в православных коллегиумах и Киевской академии на протяжении всего XVIII века продолжали учиться дети казацкой старшины (дворянства). Хотя среди учащихся коллегиумов и Киевской академии в целом преобладали дети духовенства, в них учились также сыновья и рядовых казаков, и мещан, и крестьян [176] . Специальное исследование социального состава учащихся коллегиумов позволило опровергнуть распространенный в историографии тезис о том, что во второй половине века казацкая старшина «отвернулась» от этих учебных заведений [177] . Напротив, в воспоминаниях отмечалось, что и на рубеже XVIII – ХIХ веков дворянские дети по обыкновению учились в коллегиумах [178] .
176
О процентном соотношении детей духовенства и других социальных слоев, а также о мотивах получения образования в этих школах подробнее см.: Яременко М. «Академіки» та Академія. Соціальна історія освіти й освіченості в Україні XVIII ст. Харків, 2014. С. 127–225; Посохова Л. Ю. Православные коллегиумы на пересечении культур. С. 266–298.
177
Посохова Л. Ю. Православные коллегиумы на пересечении культур. С. 272–274.
178
Тимковский Е. Ф. Воспоминания о моей жизни // Киевская старина. 1894. № 3. С. 364–381, здесь с. 377.
Существует множество свидетельств того, что в Киевской академии и коллегиумах очень внимательно относились к потребностям воспитания шляхетских детей. Известно, что создание и процветание коллегиумов были обусловлены значительными пожертвованиями от представителей разных слоев населения. В результате коллегиумы владели имениями (землями, угодьями, селами с зависимым населением), доходы от которых шли на удовлетворение потребностей учителей и обучающихся. Особенно богатые владения имел Харьковский коллегиум [179] . При этом у всех коллегиумов были меценаты, которые на протяжении значительного времени поддерживали именно сыновей обедневшей шляхты. Они перечисляли деньги на содержание детей, одежду, покупку для них собственных учебных книг. Наиболее ярким примером такой благотворительности является огромная и разнообразная помощь Харьковскому коллегиуму представителей нескольких поколений династии князей Голицыных, которая длилась на протяжении всего XVIII века [180] . В 1802 году князь Александр Михайлович Голицын (бывший русский посол во Франции и Англии, вице-канцлер) писал руководству коллегиума о необходимости по-прежнему принимать на учебу детей дворян, отмечая, что для них существует «недостаточное количество» училищ [181] .
179
См. подробно об этом: Посохова Л. Ю. Харківський колегіум (ХVІІІ – перша половина ХІХ ст.). Харків, 1999. С. 25–28.
180
Посохова Л. Ю. Православные коллегиумы на пересечении культур. С. 65–66, 255, 304.
181
Письма и отношения по делам Харьковского коллегиума с 1796 по 1806 год (Відділ книжкових пам’яток, цінних видань і рукописів Центральної наукової бібліотеки Харківського національного університету імені В. Н. Каразіна. Зібр. Рукописів. Спр. 182/с 141. Арк. 64).