Идеальная для колдуна
Шрифт:
Когда скрипнула дверь, Амели вздрогнула всем телом. Она стояла у огня, держась ледяными пальцами за каминную полку. Лишь бросила беглый взгляд и спрятала руки в складках сорочки. Феррандо был все так же черен, мрачен. Резкое лицо казалось алебастрово-белым. Он смерил Амели пронзительным взглядом:
— Тебя отмыли?
Она промолчала, лишь опустила голову.
— Полагаешь, я должен наказать тебя?
Она неожиданно повернулась:
— Полагаете, я не достаточно наказана? Я вынесла урок, мессир.
Это было правдой: отныне за стенами замка ей не рады. Побег больше не имел смысла.
— Ты опозорила меня перед Конклавом. Грязная, без вуали. И это моя невеста!
— Мне жаль, мессир.
Феррандо какое-то время сверлил ее взглядом. Амели холодела, сжималась, отчаянно желая раствориться в воздухе, исчезнуть. Феррандо отвернулся, направился в сторону алькова:
— Раздевайся, моя дорогая… жена, — последнее слово прозвучало с особым пренебрежением.
Амели замерла в нерешительности, руки скользнули было к тесемкам сорочки, но опустились. Она лишь обреченно склонила голову — не могла.
Феррандо нарочито-медленно стаскивал черный кафтан:
— Тебе приказывает муж. Неужели, все еще и этого мало?
Он был прав. Во всем. Амели отныне жена и должна слушаться своего мужа, но все происходящее отчего-то мало напоминало первую брачную ночь. Ту самую сокровенную ночь, которая всегда рисовалась в девичьем воображении. Где все как в старых легендах, напитано нежностью и взаимной любовью. Амели чувствовала себя шлюхой, которую только что купили. Точнее, шлюхой, которая только что продалась. Добровольно согласилась на все и теперь умирала от страха, стыда и ощущения собственной порочности.
Само присутствие Феррандо было порочным. Заставляло тело будто звенеть от звука его необыкновенного голоса, жажды касаний. Но чем сильнее захватывало это чувство, тем ощутимее становилась пустота в груди. Будто ветер подвывал в каминной трубе.
— Ты оглохла от счастья?
Амели вздрогнула, подняла голову. Феррандо скрестил руки на груди и смотрел скорее с презрением, чем с насмешкой. Черный, как грач. От высоких натертых сапог до глянцевых шелковых локонов. Лишь яркие глаза, в которых плясало пламя свечей.
— Или надеешься, что я раздену тебя? — Он усмехнулся: — Отныне этого не будет. Ты всего лишь жена, у которой есть обязанности. И первейшая из них — выполнять свой супружеский долг. — Он подошел вплотную и коснулся пальцами щеки Амели: — И подчиняться мужу. Во всем, моя дорогая. — Склонился к самым губам и с жаром выдохнул: — Во всем.
Хотелось плакать, но слез не было. Сейчас бесполезно раздумывать, было ли ее упорство ошибкой. Дело сделано. Она жена. И, как верно выразился сам колдун: союз нерасторжим. Она попалась в собственный капкан.
Он подцепил пальцами ее подбородок и заставил смотреть в глаза:
— Я знаю, чего
Амели не удержалась:
— Почему?
— Потому что в этих сказках дракон всегда имел сердце. А красавицы — лишь себялюбие и спесь.
— А у вас разве есть сердце?
Феррандо лишь расхохотался и сильнее стиснул пальцы, вынуждая поднять голову еще выше:
— Вот скажи мне, дорогая, вас учат этому с колыбели? Внушают матери и кормилицы? Вы, женщины, очень любите перекладывать свои пороки на чужие плечи. Горите от похоти так, что не можете стоять, но все равно врете и прикрываетесь всем, чем только возможно. Чтобы потом сказать, что всегда виноват мужчина. И чем красивее женщина — тем больше вранья. Разве не так?
Амели молчала. Лучше бы он не говорил ничего. Последние слова, вылетевшие низким хрипящим шепотом, едва не лишили ее чувств, разносясь приятной дрожью по телу, бурлили в кровотоке. Дыхание сбивалось, вырывалось рвано и шумно. Он хочет признания? Но не получит его, чего бы это ни стоило. Это было слишком. Он насильно сделал ее своей пленницей. Теперь женой. Он овладеет ее телом. Чего нужно еще, любви? Но к чему любовь, если он и так уже добился всего.
Любовь — девичья мечта. В реальности все гораздо прозаичнее.
Амели с трудом сглотнула, смачивая пересохшее горло:
— Нет. Не так.
Феррандо рывком прижал ее к себе. Ладонь скользнула по животу, накрыла грудь. Пальцы нащупали через тонкую сорочку твердый сосок и сжали до сладкой боли. Шепот обжег ухо:
— Твои соски, как камни. Но не стоит говорить, что здесь холодно. Камин пышет жаром. Я чувствую, как бурлит твоя кровь, как стучит сердце. Как тянет от желания вот здесь, — он скользнул рукой между ног Амели, вынуждая зажаться, но прикосновение было недолгим.
Феррандо отпустил ее и направился к кровати, стаскивая на ходу черную сорочку:
— Раздевайся и ложись в супружескую постель.
Амели не шелохнулась. Стояла лицом к камину, смотрела на беснующееся пламя. С ужасом слышала, как муж стащил сапоги и отбросил на паркет. Как скрипнула кровать под его телом.
— Помни, что ты теперь попираешь все законы: и человеческие и божьи. Ты моя жена. И я хочу обладать собственной женой в полной мере, как и велит Создатель. Теперь твое упорство — грех.