Идеальный Дворецкий

Фрост Валери

Мы с Васей бросились на помощь, от которой мужчина отказался. Сам выдернул из ноги кусок алюминиевой части кресла.

— Сейчас заживет, — успокаивал он нас, — сейчас заживет.

Только кровь не останавливалась.

Перевязав ногу куском рубашки, Дворецкий снова поднялся и, ужасно хромая, двинулся за нами. Я снова предложила помощь, и он снова отказался.

Дворецкий все время оборачивался, пытался рассмотреть, что твориться наверху. В очередной раз обернувшись, Антон увидел Белого —

Ангела Мести во плоти. И уже на середине лестницы.

Антон подталкивал нас, подгонял, орал и приказывал бежать быстрее, но все равно не успел — Шагран нагнал нас почти у крытой галереи.

Увидев за спиной Дворецкого изуродованное злостью лицо, Василиса сбилась с темпа, споткнулась и упала, потянув меня за собой.

Раненый Хранитель пытался отбиться от Шаграна, но тот все наступал.

Я видела, что Антон проигрывает, но помочь на этот раз не могла. В который раз улетая в кустарник от удара разъяренного Белого, Дворецкий ругнулся, увидев нас торчащими у арки выхода.

Но выходить было нельзя.

— Катя, почему мы стоим?! — Василиса тянула меня к выходу.

— Нельзя, Вася, нельзя, там нас ждут. Нельзя туда. И Антона здесь нельзя оставлять. Он же Хранитель. Кто передаст знания дальше, если его оставить здесь?

Я намеренно избегала формулировки «убьют» или «умрет». Я ненавидела предателя и боялась потерять опору. Следовало срочно помогать Охотнику. Хотя бы ради себя.

В пылу драки Шагран потерял свой ритуальный нож. Лезвие бросалось синими бликами, манило, а я боялась взять его в руки. Василиса снова впала в состояние отупения.

Я не убийца. Я рыбу боюсь чистить, потому что, кажется, она сморит на меня своими влажными живыми глазами. Я врач, я видела кровь, но я созидаю, а не разрушаю. Но нож все-таки подобрала. Стояла и молча глядела на лезвие, держа холодное оружие двумя руками.

А дальше случилось совсем неожиданное — на меня налетел Антон. Мы стояли близко, на расстоянии взмаха ресниц и смотрели друг на друга. В своих руках я держала нож, а ладони Антона сжимали мои. Бой закончился. И, кажется, я проиграла.

Дворецкий стал на меня оседать. Я знала, что нельзя выдергивать нож из тела — так можно только нанести еще большие ранения, поэтому продолжала держать оружие. Ноги подкосились под тяжестью чужого тела и я, всхлипывая и скуля, упала на спину.

Победитель последней схватки, шаркая ногами, подошел к нам. Я видела очертания его силуэта на фоне бегущих синих облаков по небу цвета василькового поля.

— Ну, что, красавица, доигралась? — Шагран присел на корточки и взялся за плечо Дворецкого, чтобы перевернуть. И просчитался.

Впрочем, как и я. Антон, только притворяющийся умершим, чиркнул лезвием по мощной шее противника и скатился на траву. Мне стало

в разы легче дышать. И от того, что с меня свалился груз, и от того, что видела — Дворецкий жив. Значит, можно расслабиться…

— Катя… — кто-то звал меня по имени, кто-то знакомый, но такой далекий, — Катя, надо вставать. Катя, вставай, у тебя много дел.

Я открыла глаза — надо мной все тоже аквамариновое небо и холодное полуденное солнце. А той, чей голос меня просил проснуться — нет.

Я заворочалась. А затем резко вскочила: Шагран полусидел-полулежал у испачканной кровью бетонной тумбы, Дворецкий отдыхал, прижав руки к животу, Василиса сидела на скамье, обхватив себя руками, и улыбалась блаженной улыбкой.

Первым на очереди для осмотра был Антон: глаза закрыты, кожа бледна. Хотя в таком свете она будет казаться бледной у всех, даже загоревших. Пульс прощупывается, но сознание отсутствует. Плохо. Очень плохо. Процесс восстановления тканей с такими повреждениями может затянуться надолго. Да и не доверяю я местным медикам.

Шагран не в лучшем состоянии, но все еще жив. Дышит рывками, словно боится вдохнуть яд вместо воздуха.

Василису привела в чувство звонкой пощечиной.

— Помоги мне! — Приказала, расшнуровывая ее кеды. Странно, но я до сих пор была босой, а ни разу не умудрилась поранить ногу.

Шнурками связали руки Белому.

— Теперь берем этого, — я ткнула пальцем в Дворецкого.

Однако сказать — не выполнить. Мужчина был почти неподъемным.

— Господи, за что ж такое наказание?! — Я металась по саду. — Ни единой каталки во всей грязелечебнице! Единственная инвалидная коляска и та сломана! Как его теперь туда дотащить?!

— Куда? — Совсем уже очнулась Вася. — Куда тащить?

— К выходу.

— Но ты же сама говорила — там нас ждут!

— Я говорила? — Я не помнила, чтобы говорила. Думала, но не говорила. Или говорила?

— Катя, что делать?

— Идти к черному выходу.

— А с ним что?

Василиса не переспросила, откуда я знаю про черный выход. Похоже, все-таки, не совсем еще пришла в чувство.

— Господи! Да что делать? Что делать? Машины есть, но они же без ключей! Мы не дотащим — слишком далеко.

Решения не было. Оставлять Дворецкого я напрочь отказывалась, наверняка за все время погони он потерял много сил. Весь путь от ступеней и до галереи должен быть пропитан его кровью.

К горлу подступил комок. От собственного бессилия отнялись руки.

— Я кушать хочу, — заныла Василиса.

Ну, где, где я сейчас возьму ей кушать?! Официанта позвать?

Официанта… официанта! Точно!

— Вася, ты — гений. Пускай каталок у нас нет, но зато сервировочных столиков — выше крыши!