Идеальный финал
Шрифт:
Джимми: «И что ты будешь делать?»
Ведьма: «А ты угадай, герой. Я буду делать — круто подчеркнул»
Джимми: «Я на нервах. Извини, мы. Что будем делать?»
Ведьма: «Аборт»
Джимми: «Ты уверена? Может, стоит еще подумать?»
Ведьма: «Я уже все решила. Заодно, спросила у врача, сколько это стоит»
Джимми: «И что он ответил?»
Саманта назвала цену. А затем, сообщив о том, что хочет отдохнуть вышла из всемирной паутины. Джимми сидел на кровати, обдумывая каждое слово,
«22 сентября 2011 года.
Здравствуй. Ты, наверное, уже устал слушать мои проблемы, ведь я почти всегда только и жалуюсь тебе, но такова моя реальность. Скорее всего, именно поэтому я так часто прячусь в «Иллюзории». Там светло, уютно, знаешь, в нем очень много боли, она доводит до слез, но именно в ней я могу найти успокоение.
Сегодняшний день начался просто ужасно. Этот ребенок, которого мы убьем, не является для меня болью, я не плачу, скорее он был своеобразной гарантией того, что мы навсегда останемся вместе с Самантой. Глупо. Эгоистично. А может, все к лучшему. Он внутри нее такой маленький и добрый. Я люблю детей. Почему? Это тяжелый вопрос.
Дети — прекрасный элемент, потерянного общества. Вспомните свое детство. Прекрасно, ведь? Нас не волновали проблемы, не нужны были глупые бумажки, лишь часы свободы, годы веселья. Сейчас я смотрю на проходящих мимо меня детей, и внутри тела разливаются реки теплого жара. Почему? Я не знаю. В каждом ребенке я вижу сосуд для мечты. Они так наивны, не видели зла механизма социума, не думают о будущем, и их мышление, словно кубик Рубика, не собрано чьими-то грязными пальцами в однотонные грани. Каждый квадрат несет в себе новые идеи, мечты, грезы. Детство — самая великолепная пора жизни человека. Ребенок знает, что такое боль, но в его понимании — это лишь физика, горячо, холодно. Он не испробовал на вкус жадность, злость, ревность, зависть, все пороки, которых так много в человеческой душе. Их сердца бьют великолепные картины, рисунки. И знаешь, когда мимо меня проходит ребенок, топая своими ножками по асфальту, то в душе двоякое ощущение поражает меня, разбивая, как призрачный лед реки. С одной стороны, когда вижу их улыбки, смех, глазки, я не могу оставаться собой. Мой мир волнует меня еще больше, предавая веселья, счастья в мою душу. Но с другой точки обзора, моя душа, словно сосуд, наполняется грустью и ностальгией утраченных лет. Это время не вернуть, я никогда не стану снова маленьким. Мой «Иллюзорий» начинает рисовать картины прожитых лет, каждое мгновение, которое приносит с собой улыбку, а потом осознание, утонувшее в грусти.
И знаешь, я не грущу, мне не больно, но почему-то в глубине своего мира, я слышу какой-то голос, который читает строки, словно стихи. Нет, это и есть рифмы. Больно. Но я не могу понять почему. Может потому что ребенок был бы гарантией, а может я и правда хотел, чтобы его маленькие ножки оставляли мокрые следы на полу нашей квартиры.
Наверное, нужно так было,
Чтобы кровь не заполняла виски,
Не обижайся на нас милый,
Прости, не суждено тебе было жить
Я не смог отговорить твою мать,
Да, наверное, и не хотел,
И извини что ты не увидишь
Извини что я плохой отец,
Вскоре, слезы наполнят глаза,
Такой отравленный здесь кислород
Я буду умирать, еле дыша,
А затем в одиночестве встречу восход.
Посмотрю монотонно на небо,
И тебе махаю рукой.
Знаешь, я до сих пор не верю,
Не рожденный, но такой родной
Наверное, это больно. Мои мысли такие спутанные, что я уже не знаю, как писать мне. В тебе все мои переживания. Весь мой мир. Знаешь, этот голос в моей голове не проходит бесследно, он появляется снова и снова, раз за разом. Это все так сложно. Снова, ты впитаешь мои слезы. Я скоро вернусь, напишу какие-то строки. А сейчас мне нужно идти. Куда? Я не знаю. Пока».
Джимми закрыл дневник. Усталое, выжатое тело, без эмоций и чувств упало на кровать. Так парень пролежал до самого вечера. Иногда, Кэтрин заходила в комнату, что-то кричала красивым голосом, даже не понимая, как тяжело Джимми в этот момент. Момент, в котором он остался один.
Следующие пару недель все было иначе. Саманта отказывалась от любой финансовой помощи, уходила в себя, но парень ее понимал. Убийство не рожденного ребенка — что может быть хуже? Боль, сверлящая душу, перемешивалась в ее теле с агонией, которую приносили препараты, таблетки и уколы. Наверное, девушка находилась в аду, и отголоски этого ужаса сильными ударами вбивали в сердце Джимми огромные осколки стекла. Успокаивало лишь то, что через две недели все должно было завершиться. Физическая боль из тела Саманты уйдет, ну а душа, ей придется привыкнуть.
Утро било по глазам яркими лучами солнца, которые врывались через тяжелые шторы в комнату Джимми.
Ведьма: «Привет»
Джимми: «Здравствуй, любимая»
Ведьма: «Что делаешь? Как дела?»
Джимми: «Нормально. Твои как? Сижу, курю, думаю. А ты?»
Ведьма: «Переписываюсь, недавно проснулась. Животик уже не болит. Смогу сегодня прогуляться»
Джимми: «С подругой?»
Ведьма: «Нет. Вчера с парнем каким-то переписывалась, пригласил погулять. Вот вечером собираюсь сходить»
Джимми: «Это шутка?»
Ведьма: «Нет, конечно. Зачем мне шутить?»
Джимми: «А ты не забыла, что мы вместе? Что происходит?»
Ведьма: «Не забыла. Ничего. Неужели мне уже нельзя погулять с другими?!»
Джимми: «Это парень, который хочет не только погулять! Ты не можешь туда пойти!»
Ведьма: «И кто же мне запретит? Ты что ли?!»
Джимми: «Да! Зачем ты так делаешь?! Хочешь, чтобы я ушел?!»
Ведьма: «А ты уйдешь?»
Вопрос — плаха. Именно в этот момент Джимми осознал весь ужас ситуации. Руки были готовы расцарапать чернилами безупречные листы «Иллюзория», но разум никак не мог покинуть коробку мыслей. Что-то сломалось внутри. Джимми медленно стучал по буквам пальцами, выбивая новое сообщение.
Джимми: «Нет. Ты же это прекрасно знаешь!»
Ведьма: «Ну, вот и помолчи. Наверное, ты никогда не поймешь, что мне нужна свобода. Я бы сама ушла, но пусть это будет последним твоим шансом что-нибудь осознать!»