Идеальный шпион
Шрифт:
— Ты никогда не должен рассказывать мне, как все было, — это правило, — повелела Сабина, чуть не до смерти укусив его своими пухлыми печальными губками.
— Никогда и не стану.
— А он интересный — друг Яна? Красивый? Как ты? Я сразу в него влюблюсь, да?
— Он высокий, красивый и очень умный.
— И сексуальный?
— Очень сексуальный.
— Гомик, как ты?
— Целиком и полностью.
Такое описание понравилось ей и глубоко ее удовлетворило.
— Ты — хороший человек, Магнус, — заверила она его. — Ты правильно решил: надо оберегать этого человека и моего брата тоже.
Настал тот день, когда сержант Павел должен был появиться
— Так что же ты на этот раз мне привез? — весело осведомился Пим, когда в беседе наступил естественный перерыв.
— Ничего, — ничуть не смущаясь, ответил Аксель и налил себе еще водки. — Пусть немножко поголодают. В следующий раз аппетит будет лучше.
— Павел переживает кризис совести, — доложил Пим на другой день Мембэри, буквально следуя инструкциям Акселя. — У него неполадки с женой, а его дочь всякий раз, как он отправляется в Австрию, укладывается в постель с никудышным русским офицеришкой. Я не стал на него давить. Я сказал ему, что мы на месте и что он может нам доверять и мы не собираемся усугублять его трудности. Я верю, что в итоге он будет благодарен нам за это. Но я задал ему наши вопросы насчет сосредоточения бронесил восточнее Праги, и он дал интересный ответ.
При этом разговоре присутствовал полковник, приехавший из Вены.
— Что же он сказал? — спросил полковник, внимательно слушавший Пима.
— Он сказал, по его мнению, они что-то охраняют.
— Есть предположение, что именно?
— Какой-то вид оружия. Возможно, ракеты.
— Не слезайте с него, — посоветовал полковник, а Мембэри раздул щеки и стал похож на гордящегося папашу, каким он для Пима и стал.
Во время третьей встречи Зеленые Рукава развеял тайну вокруг сосредоточения бронесил и вдобавок дал полную картину расположения советской авиации в Чехословакии по состоянию на ноябрь месяц. Вена была поражена, а Лондон разрешил расплатиться двумя небольшими слитками золота — при условии, что сначала с них будет снята английская проба, чтобы исключить опознание. После чего сержанта Павела объявили алчным малым, отчего всем стало легче. А Пим в течение нескольких последующих месяцев носился туда и обратно между Акселем и Мембэри точно слуга двух господ. Мембэри подумывал, не следует ли ему лично встретиться с Зелеными Рукавами — Вена считала это хорошей идеей. Пим постарался прощупать ситуацию, но привез печальную весть: Зеленые Рукава желает иметь дело только с Пимом. Мембэри пришлось смириться. Был как раз сезон разведения форели. Пим был приглашен в Вену, где его потчевали ужином. Полковники, командующие воздушными частями, и морские начальники состязались друг с другом в борьбе за него. Но оказалось, подлинным его хозяином и основным владельцем был Аксель.
— Сэр Магнус, — прошептал Аксель. — Случилось нечто ужасное.
Улыбка исчезла с его губ. Взгляд был испуганным. Пим принес уйму всяких деликатесов, но Аксель все их отклонил.
— Ты должен помочь мне, сэр Магнус, — сказал он, бросая настороженные взгляды на дверь в конюшню. — Ты моя единственная надежда. Помоги
Сейчас я в этой конюшне, Том. Я жил там все эти тридцать с лишним лет. Покатый потолок мисс Даббер исчез, и на его месте появились старые балки и летучие мыши, свисающие с крыши вниз головой. Я ощущаю запах сигары Акселя и вижу поблескивающие в свете лампы щелочки его черных глаз. Он шепотом окликает Пима: добудь мне музыку, добудь мне картинки, добудь мне хлеба, добудь мне секреты. Только в голосе его нет жалости к себе, нет мольбы или сожаления. Это никогда не было свойственно Акселю. Он требует. Голос его порой звучит мягко — это правда. Но всегда не иначе как властно. Он по-прежнему сам себе хозяин. Он — Аксель, ему обязаны. Он переходил через границы, терпел избиения. А что я такое — я вообще не думаю. Не думаю сейчас, не думал тогда.
— Они арестовывают моих друзей — ты об этом слышал? Двоих из нашей группы вытащили вчера утром в Праге из постели. Третий пропал по дороге на работу. Мне пришлось рассказать им про нас. Другого пути не было.
Значение этого признания не сразу проникает в сознание до предела взволнованного Пима. И даже когда это до него доходит, голос его звучит озадаченно:
— Про нас? Про меня? Что же ты сказал? И кому, Аксель?
— Без подробностей. В принципе ничего плохого. Без твоего имени. Все в порядке, просто все становится немного сложнее, больше приходится крутиться. Я оказался хитрее других. В конечном счете все может сложиться и к лучшему.
— Но что же ты сказал им про нас?
— Ничего. Послушай. В моем случае дело обстоит иначе. Другие — они работают на заводах, в университетах, у них нет запасного выхода. Когда их пытают, они говорят правду, и правда убивает их. А я — я крупный шпион, у меня, как и у тебя, крепкие позиции. «Да, конечно, — говорю я им, — я совершаю переходы через границу. Это же моя работа. Вы что, не помните, что я собираю разведданные?..» Я изображаю возмущение, я требую, чтобы вызвали старшего офицера. А мой начальник — он малый неплохой. Не на все сто, процентов на шестьдесят, пожалуй. Но он тоже ненавидит Иванов. «Я веду английского предателя, — говорю я ему. — Это большая рыба. Армейский офицер. Я держал это в тайне от вас из-за того, что в нашей организации столько сторонников Тито. Вызволите меня из лап тайной полиции, и я поделюсь с вами тем, что сумею вытрясти из него, когда подпалю ему зад».
К этому времени Пим уже лишился дара речи. Он не спрашивает, что ответил на это старший офицер или в какой мере реальная жизнь Акселя совпадает с фиктивной жизнью сержанта Павела. Он весь мертвеет — мертвеет его голова, пах, костный мозг. Нежные мысли о Сабине отступают в прошлое, как воспоминания детства. Существуют лишь Пим и Аксель и вселенская беда. Еще слушая Акселя, он уже превращается в старика. И вековое неведение нисходит на него.
— Он говорит, что я должен принести ему доказательство, — повторяет Аксель.
— Доказательство? — бормочет Пим. — Какого рода доказательство? Я тебя что-то не понимаю.
— Разведданные.
Аксель трет указательный палец о большой, в точности как это делала однажды Е. Вебер.
— Баш на баш. Товар — деньги. Нечто, что могло бы заинтересовать их. Это не обязательно должен быть секрет атомной бомбы, но что-то ценное. Достаточно ценное, чтобы мой начальник заткнулся.
Аксель улыбнулся, хотя это была не та улыбка, которую мне хотелось бы вспомнить сейчас.