Идеальный выбор

Даффи Стелла

Если от Софии требовалось загасить старое пламя, избавиться от затянувшейся тоски по прошлому, то долгие вечера, потраченные в кругу будущей счастливой семьи, способствовали выполнению этой задачи как нельзя лучше. Вряд ли бы она так скоро поняла, насколько они с Заком не подходят друг другу, если бы не услыхала, как он самодовольно сюсюкает с двумя парнями, будущими пасынками. София, бросив мельком взгляд на этих деток, сразу увидела в них не вместилище добрых генов почти святой Катарины, но молодых самцов, рвущихся на волю в надежде выплеснуть где придется накопившиеся гормоны. Увы, просто ничего не бывает. Верно, Габриэль хранил Софию и направлял, но выстраивать свое будущее ей приходилось самой. Роль, которую София согласилась играть, включала в себя и свадебные церемониями. София не боялась: внешняя непринужденность,

внутренний разлад — по этой части у нее имелась большая практика. Танцовщице в леденцовых пуантах не добиться идеального па без скрытых затвердевших мозолей — на чем же ей крутить фуэте? Розовенький атлас для того и создан, чтобы прятать дубленую кожу и стертые в кровь пальцы. Целый месяц она смирялась, сживалась с растущим страхом, растущим ребенком и мечтала только об одном — покое. С депрессией неудавшейся примадонны София разделалась вчистую и теперь хотела лишь тишины и простых радостей. Опять она хотела слишком многого.

За сочувствием и дружеским пониманием София обратилась к Джеймсу. Он, разумеется, знал историю ее первой любви, был наслышан о лиссабонском загуле и трактовал эту историю, как и подобает любому следующему партнеру: сказку об идеальной первой любви легко использовать для предвзятых сравнений. Он никогда не встречался с Заком. И не желал встречаться.

Солнечным днем они валялись на полу в гостиной Софии, приканчивая второй кофейник кофе с молоком; ворсистый ковер был весь в крошках от финикового печенья, испеченного Мартой. Первая фраза, произнесенная шепотом, далась Софии довольно легко. Слишком легко.

— Зачем?

— Он попросил меня.

— У него что, друзей больше нет?

— Есть, но если возникнут проблемы с иммиграционной службой, я скажу, что знаю его много лет, поручусь за него и все такое.

— Хм, слово стриптизерши… это действительно весомо.

— Спасибо, Джеймс. Но для него это не способ остаться в стране, им нужно, чтобы кто-нибудь подтвердил подлинность его намерений.

— Ты его толком не знаешь. Не знаешь его невесту, он сам едва знаком с ней. А вдруг они врут?

— Мне не обязательно видеть Зака насквозь. Впрочем, когда-то я его хорошо знала.

— Не очень.

— Мне хватило. Но дело не в этом. Я оказываю ему услугу. Да и мне это тоже пойдет на пользу.

— В каком смысле?

— Избавлюсь от него. Ты всегда говорил, что я слишком часто о нем думаю.

— Только когда напивался.

— Или когда ревновал.

— Когда пылал страстью. Ревностью я не грешу.

— Положим. Но все равно, надо почистить свое прошлое. Вот с Зака и начну.

— А меня тоже нужно вычистить из прошлого? Поэтому ты к нам с Мартой близко не подходишь?

На том первая попытка завершилась. Осторожных признаний Софии оказалось недостаточно, чтобы Джеймс уразумел, зачем ей понадобилось сортировать старые чувства. Впрочем, София и сама не очень понимала, чего добивается Габриэль, хотя предполагала, что он прав. Лежать на полу в обнимку с бывшим любовником, которому она пока не отважилась сказать о ребенке, — возможно, не самый честный способ начать новую жизнь. Слишком много солнца, слишком много печенья — финикового-фигового. Решительное объяснение она оставила на потом. И удивилась, как скоро это «потом» наступило. Неделю спустя, опять днем перед работой, вишневые оладьи на этот раз и солнце еще жарче.

Джеймс считал, что София не должна снова связываться с Заком, даже для того, чтобы навсегда вытряхнуть его из памяти. Марта считала, что София разберется с Заком без помощи Джеймса, она предпочитает, чтобы Джеймс проводил солнечные деньки, лежа на полу с ней, а не с бывшей любовницей. Габриэль рекомендовал склонить Джеймса на свою сторону, рассказав правду. София сопротивлялась, зная, что Джеймсу правда не понравится. Она держалась неделю, две. Наконец, устав от ежеутренних набегов Джеймса, набрасывавшегося на нее с предостережениями (и подозрениями относительно ее мотивов), она объявила о своей беременности. Уже девять недель. Она постепенно начала свыкаться со своим положением, и Джеймс все равно скоро сам догадался бы. Но София не ошиблась в своих предположениях: соседа сообщение не обрадовало.

От улыбчивого, по-летнему услужливого бывшего любовника до разозленного, облапошенного мужчины один молниеносный прыжок Остатки любви, которые они оба сберегали, спровоцировали

ревнивую дикую ссору. Это его ребенок? Нет. Ах вот оно что, значит, это ребенок Зака! Разумеется, нет. Она хоть знает, кто отец? Вроде как Что это, мать ее, значит? Скоростной перелет от недоумения к интимному сквернословию подтвердил: разговор предстоит нелегкий. И по новой: она знает, кто отец? На этот раз София выдавила «да» — проще было соврать. Она ему сказала? (Если честно, скорее, отец ей сказал. Но такой ответ не годился. Даже сейчас, когда Джеймс вел себя мерзко и Софии очень хотелось его уесть.) Да, отец знает. Почему он не с ней? Он с ней и не с ней, когда как Джеймс вскочил и принялся шагать по ковру, ошметки оладий и старые чайные пятна впечатывались в ворс. Она рехнулась? Нет. Она понимает, что творит? Нет. Тогда почему она не сделает аборт? Чертовски хороший вопрос. Лучше не бывает. Не зная, как объяснить, София прибегла к логике подростка. Не хочу, и все. Ей нужны деньги на аборт? Никакого аборта, она оставит его — пока не настоящего ребенка, пока все не по-настоящему, даже сейчас. Что толку признаваться Джеймсу в своих сомнениях, в растерянности, если выбора у нее нет. Ответы становились все надуманнее, вопросы все сердитее, раскаленный гнев Джеймса слепил незащищенные глаза Софии.

Ни оправданий, ни умной защиты — ничего, что помогло бы Джеймсу понять ее. Невозможность сказать всю правду встала стеной между двумя старинными друзьями, и внезапно Джеймс совсем перестал что-либо понимать и решил, что с него хватит. Теперь это была не просто ревность к вынырнувшему из прошлого любовнику, теперь речь шла о крутом повороте в жизни Софии, повороте прочь от их общей жизни. Джеймс еще долго ничего не поймет, ибо Софии потребуется немало времени, чтобы придумать, как сказать ему правду, немало времени, чтобы самой понять, что, собственно, происходит.

София перешла в наступление: не она виновата, а он, не ее безумие, но его прегрешения, его неверие в их дружбу. Обиженная девушка, атакующая обалдевшего парня — классический ход, классически провальный. Разве не правда, что Джеймс теперь в первую очередь думает о Марте, которая стала для него главной? Беременность Софии тут ни при чем. Теперь, когда у него есть Марта, София автоматически отодвинута на второе место. И если София об этом знает, то и Джеймс должен честно признать реальность. Он не имеет права осуждать ее за ребенка, за возобновленную дружбу с Заком, осуждать ее мотивы и прочее, потому что целиком занят своей новой любовью, так? Так София ему уже не очень важна, так? Ну, если на то пошло, уже не очень. Джеймс объявил громко и отчетливо — чересчур громко для ушей Софии, — она съехала на второе место. София надеялась на другой ответ, менее исчерпывающий, но в честности Джеймсу не откажешь, да и чего она ждала в пылу ссоры, в жаркой невнятице полудня? Да, у Джеймса новая любовь, и если София не понимает, как это все меняет, то она еще более рехнутая, чем он по невероятной щедрости души предполагал. Однако новая любовь не мешает Джеймсу волноваться за Софию и удивляться, зачем она, идиотка, оставляет ребенка, если даже не в состоянии ответить, кто отец. Джеймс переживает за нее. Джеймс по-прежнему любит Софию. Почему она не хочет ему довериться?

София предпочла бы поставить на этом точку, пока оставался шанс на поцелуй, — все лучше, чем вышвыривать Джеймса вон. Но она была расстроена, загнана в угол, выбита из колеи. Щадить чувства Джеймса ей уже было не под силу. София всего лишь хотела ощутить его руку на своем плече и услышать обещание: все будет хорошо. Он не сможет ей помочь, но пусть хотя бы сделает вид. Напуганная тем, что ей предстоит, она хотела, чтобы все вокруг притворились, будто способны облегчить ей жизнь, она и сама училась притворяться каждое утро перед зеркалом, успокаивая свое отражение в косметической маске. Но Джеймс, блуждая в неведении, не смог предложить утешения, и София отказалась от шанса к примирению. Возможно, в последнее время они недостаточно общаются, но виновата в том не только она, но и Джеймс: не надо проводить столько времени с этой пронырой Мартой. Джеймс парировал удар, прежде чем она закончила фразу. В таком случае ей пора привыкать к новому положению дел, поскольку Марта собирается переехать в их дом. Вдалеке раздался погребальный звон, но София его не услышала — кровь стучала в ее ушах, она ничего не слышала, потому что громко выкрикнула: