Идентичность Лауры
Шрифт:
— Давай вернемся к тому месту, где ты предлагала мне на практике проверить наличие духов, — напомнил я ей ее же план, от которого мы так плавно ушли.
— Я сделаю тебе подарок. Ритуальную маску, которая изгоняет злых духов, — заявила неугомонная Черная Мамба.
— Скажи, что она работает, как протонный ранец! Скажи, что я увижу, как в нее затянет негодного призрака! — взмолился я, немного паясничая.
Кэйлаш не улыбнулась. Наверное, она не смотрела «Охотников за привидениями». Ее мама, сестры и отец перестали есть и только молча следили
— Возьми маску и узнаешь, — настаивала она.
— И что самого страшного может случиться, если я ее возьму?
— Если ты ни в чем не виноват, то ничего.
— А для того, кто в чем-то виноват?
— Вот и проверишь.
— Опять ты за старое. Даже не знаю, — засомневался я. Ее уверенность немного настораживала.
— Ты же не веришь в духов, — пожала плечами Кэйлаш. — Раз их нет, то и бояться нечего. Это просто штуковина для туристов. Выжимка из нашей традиции, чтобы вас развлекать!
— И все-таки? Допустим, как духи могут наказать того, кто одержим или виноват в чем-то? Смертью? — спросил я осторожно.
Кэйлаш покачала головой:
— Для каждого свое наказание. Я думаю, что худшее — это невосполнимая потеря. А еще вина. Потеря и вина. Нет ничего мучительнее. Санджай, мой брат, давно шел к смерти после того, как потерял невесту Лилавати по собственной дурости. Вина и боль потери снедали его. Нет никого опаснее для человека, чем он сам, пошедший по пути саморазрушения.
— А если ты ни в чем не виноват, а теряешь того, кого любишь? Как быть с детьми, теряющими родителей? Кто и за что их наказывает? — спросил я.
— Тем, кто не верит в тонкий мир духов и перерождение, трудно это объяснить. В буддизме и индуизме это не вызывает вопросов.
Как ни странно, ужин закончился на добрых нотах. Мы с Кейлаш оставили острые темы, и чета Арора распрощалась со мной, как с другом семейства. А когда мы с ней стояли вдвоем за воротами дома, уходить не хотелось. Среди ланкийской суеты было спокойно, как в семейном кругу, даже несмотря на угрозы духов и нападки на британцев. Их мир был другим, своеобразным и странным, но он подчинялся ясным законам. А последнее время ясности мне больше всего и не хватало.
— Как нога, не болит? — спросила Кэйлаш.
— Нет. Мне помог многообещающий стэнфордский специалист, — улыбнулся я, умиляясь ее серьезности.
— М-м, скорее я выберу университет Джона Хопкинса.
— Достойно. — Я задумался. Один вопрос все еще не давал мне покоя. — А ты не боишься за меня, даря эту маску? — спросил я осторожно.
Я сидел на мопеде, а деревянная бандура стояла у меня между ног, упираясь в руль байка. Я сам не верил, что взял ее. По крайней мере, всегда можно выкинуть ее за поворотом, успокаивал я себя.
— Это маска Мару Ракши, демона смерти.
— Звучит ободряюще! — усмехнулся я.
— Но не бойся, он изгоняет из дома злых духов.
— Так ты не боишься за меня? — повторил я свой вопрос, глядя в ее глаза, темные, как ланкийская ночь. — Или
Кэйлаш улыбнулась, и на ее лице проскочили европейские черточки, будто мы только что познакомились через приложение для знакомств.
— Да, ты нуждаешься в хорошенькой порке, — ответила она многозначительно.
— Интересное предложение, — подхватил я. Не понимая, насколько Кэйлаш считывает шутки такого рода. Она, кажется, считала, но ответила неожиданно серьезно:
— Я не боюсь за тебя, «надменный американец». Я давно приворожила тебя. — Она улыбнулась. — Но так как ты не веришь в магию, с меня взятки гладки. И разве можно нарочно навредить своему будущему мужу?
— Но я женат, — ответил я строго. Смутившись от ее уверенности, уже начинающей выводить из себя.
Кэйлаш замерла и посмотрела куда-то сквозь меня. Так внимательно, будто из-за моей спины ей подмигивал Мару Ракша.
— Не знаю, на ком ты женат, Гиг. Да ты ведь и сам не знаешь…
Мы шли молча. Не знали, что говорить друг другу. Перед глазами стоял затянутый на голове холщовый мешок с дырками для глаз и мохнатая львиная морда со скатанной шерстью. Больше всего изумлял апломб, с которым участники перформанса смаковали разыгранные сюжеты в изготовленных заранее костюмах и декорациях. Трудно вообразить, что взрослый способен скверно поступать с ребенком. Конечно, мне было известно о множестве подобных историй, но пока сам не столкнешься — не поверишь.
Гиг тащил на плече спортивную сумку, ткань которой поскрипывала в такт его движениям с однообразным звуком «уиу-вжик, уиу-вжик». Не знаю, о чем он думал, но лица на нем не было. А я размышлял. Если бы Джесс рассказала раньше, может, не было бы этого позорного эпизода с наручниками. Хочется думать, что не было бы. Потому что какая тогда разница между Страшилой, Трусливым Львом и нами.
Гиг остановился, глянул на меня плавающим взглядом. Джунгли были по-утреннему влажны. Я ощущал легкий ветерок. Пахло тревогой. Особенной тревогой раннего утра. В такое время суток бываешь на ногах только по крайней необходимости. Когда надо в аэропорт, или принимать теленка у коровы, или когда и вовсе не ложился.
— Ты очень сильно любишь ее? — спросил Гиг неожиданно. Мы никогда не говорили на эту тему, и я удивился, что он теперь задал этот вопрос.
— Да, конечно, как и ты Джессику, — ответил я.
Под ногой что-то треснуло. Переломилась веточка. В такие моменты тишина кажется невыносимой, и тогда даже звук собственных шагов выручает. А еще сумка, которая делала «уиу-вжик, уиу-вжик».
Гиг посмотрел на меня, будто колебался, говорить или нет:
— А я не уверен. Знаешь, Эл, теперь не уверен. Любовь — ведь это, наверное, когда все в человеке можешь принять. А я как будто не могу. Как будто с меня хватит. Понимаешь? Я после этих фотографий не смогу больше ее и пальцем тронуть. Не смогу.