Идентификация
Шрифт:
— Времени было мало. Я мог бы обратиться напрямую в министерство, но… — Гагарин замялся и поджал губы. — Вы и сами знаете, сколько пришлось бы ждать подтверждения.
— Мы оба знаем. Так что давайте не будем делать вид, будто мы не заняты одной и той же работой. За последствия которой отвечаем все вместе, начиная с меня и заканчивая господином прапорщиком. — Морозов устало потер глаза и провел ладонью по лицу, приглаживая усы. — И мне бы очень не хотелось, чтобы кто-то здесь думал, что я сейчас таким образом пытаюсь назначить виновных или подозреваю
— Никак нет, ваше сиятельство, — буркнул я. — И мысли такой не было.
— Мысли не было… Ладно вам уже… обоим. — Морозов махнул рукой. — Бог с ним. Отработали как надо. И все, что вам по такому случаю причитается — получите, слово офицера. Жалко, конечно, что самого Распутина взять не вышло, но что уж тут поделаешь. Всем иногда свойственно ошибаться.
Его сиятельство, наконец, сменил гнев на милость. И даже любезно пригласил нас с Гагариным присесть на диван у стены. Видимо, обязательная часть «порки» подошла к концу, и пришло время поговорить по делу.
— В общем, нормально. Мы в той усадьбе столько всякой дряни взяли, что хоть сто человек посадить хватит. И надолго. Но в целом ситуация складывается… В общем, хреново она складывается, господа офицеры, — вздохнул Морозов. — Я пока еще не знаю, какая именно гадость назревает, но чую, нас ждет что-то похуже девяносто третьего года. Не исключаю, что к весне Совету придется ввести в столице чрезвычайное положение.
— Все подъезды к Зимнему перекрыты с конца октября. Так что, полагаю, для гардемаринской роты уже почти ничего не изменится. — Гагарин улыбнулся одними уголками рта. — Если это не чрезвычайное положение, то не знаю…
— И, надеюсь, не узнаете, Сергей Юрьевич, — ядовито огрызнулся Морозов. — Так или иначе, я настоятельно рекомендую вам готовить личный состав к активным действиям. И дай бог нам не придется стрелять по своим.
Старик явно знал куда больше, чем говорил — но нам с Гагариным об истинном положении дел в стране знать, конечно же, не полагалось. Наверняка за толстыми дверями начальственных кабинетов уже кипели самые настоящие сражения, и я мог только догадываться, когда эта закулисная бойня начнет превращаться в то, что вырвется на улицы Петербурга.
Действительно, как в девяносто третьем… И хорошо бы, если не хуже!
— Впрочем, давайте не будем заранее настраивать себя на худший исход… Ступайте, господа офицеры. — Морозов откинулся на спинку кресла. — Можете быть свободны.
Мы с Гагариным поднялся с дивана и, козырнув, направились к выходу. Гроза миновала, и в целом расклад оказался не так уж плох: похоже, его сиятельство решил «пропесочить» нас лишь для порядка, а на самом деле был вполне доволен исходом операции. Я мог только догадываться, что обнаружили в изрешеченной крупнокалиберными пулями усадьбы столичные сыскари, но «улов» наверняка получился богатый. И взятых в бою документов, дисков и вещдоков вполне хватало, чтобы следствие обрело второе дыхание.
Не говоря уже о возможности под шумок расправиться с теми, кто и вовсе никак не
Которому еще предстоит сыграть, когда придет время.
— Ну ладно, десантура. Вроде отбились. — Голос Гагарина вырвал меня из размышлений. — А теперь, может, наконец расскажешь, зачем прикончил Распутина?
Значит, все-таки видел… Или угадал. Или просто сделал вывод. Вполне очевидный — с учетом того, что рядом с обезглавленным и еще чуть подергивающимся на красном от крови снегу телом не было никого, кроме меня.
Я шумно выдохнул через нос, попытался изобразить искреннее удивление… но врать все-таки не стал. Во-первых, Гагарин был слишком хорошо осведомлен о моих талантах и видел все собственными глазами. А во-вторых…
Во-вторых — просто некрасиво. Одно дело изображать неведение и втирать очки высшему руководству, и совсем другое — обманывать командира и боевого товарища. Последствия такой глупости рано или поздно окажутся куда сильнее, чем у ошибки, допущенной во время операции.
— Да оно как-то само вышло, ваше сиятельство, — вздохнул я. — Может, у него резерв закончился, может, еще чего… Я и не думал, что пробью.
— Ага, не думал он… — Гагарин прищурился и замедлил шаг. — Интересная ты личность, прапорщик Острогорский.
— Да уж, куда интереснее. — Я чуть понизил голос. — А чего не доложили? Тогда бы Морозов с меня спрашивал.
— Ну ты чего, десантура, такое говоришь? Гардемарины своих не сдают! — Гагарин сверкнул глазами и даже как будто чуть приосанился — но тут же снова принялся хмуриться. — А вот сам теперь приглядывать буду повнимательные — ты уж извини.
Я молча кивнул — не поспоришь. Да и виноват, если разобраться, сам: опять поторопился. Ведь мог бы ударить похитрее — Копьем в корпус, или руку, там, отрубить… с ногой вместе. А не сносить голову, как манекену на показательных выступлениях.
Но, как говорится — имеем то, что имеем.
— Ладно, ничего. Всякое бывает, брат… прорвемся! — Гагарин легонько хлопнул меня по плечу и зашагал дальше. — Лучше скажи, что ты теперь делать будешь.
— То же самое, что и раньше. Ковыряться во всем этом… богатстве. — Я пожал плечами. — У Морозова теперь свои сыскари, а у нас — только мы.
— Ну, допустим, не то-о-олько… — с усмешкой протянул Гагарин. — Что, так и не скажешь, что там у тебя за источники?
— Не скажу… Пока что. Но, в свое оправдание — и Морозову тоже не скажу. Уж как-нибудь и без Совета разберемся.
— Да неплохо бы… А знаешь что, десантура! — вдруг оживился Гагарин. — А ведь есть у меня человечек, которому всю эту гадость с диска можно показать. Большой ученый, между прочим!
— И кто же? — поинтересовался я.
— Одна хорошая девушка. И ты ее уже, кстати, знаешь.