Идентификация
Шрифт:
Впрочем, делать нам все равно было нечего: собственных знаний определенно не хватало, чтобы разобраться хотя бы с десятой частью записей старшего Распутина. Ни нам с Камбулатом, ни Гагарину, ни всем гардемаринам вместе взятым. А с матчастью — приборами и какими-то странными образцами в контейнерах — не справилась даже Алена. Бедняжка промучилась чуть ли не целый час, сонно хлопая глазами, но потом все же вынуждена была признаться, что студентке физфака, даже лучшей на курсе, такие сложности не по зубам.
А где-то еще через два часа помощь понадобилось и ее
В какой-то момент мне даже показалось, что старик уже давно сделал все возможные выводы — просто решил таким незамысловатым образом поделиться с коллегами, пока все записи и вещдоки не уехали куда-нибудь в застенки под гриф «совершенно секретно».
А прятать здесь определенно было что — по меньшей мере от широкой общественности. Я не имел и десятой части познаний Горчакова и прочих ученых мужей, зато подмечать детали умел, пожалуй, куда лучше любого из них. Как и чувствовать то, что обычно обтекаемо называют атмосферой.
А эта самая атмосфера в лаборатории Распутина определенно имелась — причем в высшей степени паршивая. В затхлом воздухе подвала пахло не только сыростью, но и чем-то еще. Какой-то ядреной химией — то ли растворителем, то ли чем-то лекарственным. Только не как в больнице… обстановка в дальнем помещении почему-то настойчиво ассоциировалась с моргом. А несколько железных коек без постельного белья или хотя бы матрасов и здоровенные контейнеры лишь усиливали впечатление.
Я обратил внимание на тянущиеся от них провода и подошел ближе, чтобы получше рассмотреть. Взялся за ручку и не без усилия откинул крышку. Едва слышно скрипнули петли, демонстрируя металлическое нутро — ребристые влажные стенки и дно, на котором скопилось несколько сантиметров воды.
Холодильник. Конечно, не из тех что ставят в квартирах, магазинах или торговых центрах — огромный, можно сказать, промышленный. В таком можно хранить несколько сотен килограмм мяса, замороженные овощи или даже неразделанную баранью тушу… штуки этак три. Внутри было пусто, и, судя по скопившейся влаге, аппарат не работал уже несколько дней, но до этого здесь лежали…
Может быть, какие-нибудь реагенты для лаборатории. Или продукты, которыми Распутин кормил личный состав — вряд ли он работал один, и должны же они что-то есть… Я изо всех сил пытался представить что-то исключительно бытовое и безобидное, однако упражнение раз за разом рисовало людей в белых халатах и прорезиненных фартуках. Этаких почти опереточных медиков-убийц из посредственных триллеров, сгружающих в холодильники истерзанные тела подопытных.
Такое бывает только в кино… Впрочем, моя жизнь — вся, с самого пробуждения
Декорации в подвале были соответствующие: полумрак, длинные лабораторные столы и приборы, о назначении которых я мог только догадываться. Наверняка Распутин успел вывезти или уничтожить все по-настоящему ценное, однако даже остатки его документов выглядели, как жутковатые мистические письмена.
Вполне аутентично.
— Владимир… — Алена подошла и осторожно тронула меня за плечо. — Пойдем. Кажется, солдаты кое-что нашли.
— Гардемарины, — на автомате поправил я. — Константину Михайловичу показывала?
— Н-нет… Наверное, ему такое лучше не видеть.
Судя по встревоженному голосу, бойцы откопали что-то… скажем так, весьма сомнительное. Только не в главном помещении лаборатории, не в подсобке и даже не в самом здании старой усадьбы — Алена повела меня дальше, наружу. Шагая по утоптанному снегу, я застегнул куртку чуть ли не до самого горла — на улице успело похолодать.
— Сюда. — Рослая фигура в гардемаринской «броне» подсветила фонарем на цевье автомата узкий проход между деревьями. — Осторожнее, ваше сиятельство — здесь скользко.
Я протянул Алене руку и двинулся первым — для прогулок по лесу мои ботинки явно годились лучше, чем сапожки на каблуках. Раньше здесь, похоже, была какая-никакая тропинка, но где-то в полночь за городом шел снег, так что от ноги то и дело проваливались под схваченную морозом хрустящую корку.
— Следы. — Я указал лучом фонарика на углубления впереди. — Тут уже ходили… и не только наши.
К счастью, идти пришлось недалеко: примерно через полсотни шагов тропинка круто загибалась влево и упиралась в низину. То ли искусственного происхождения, то ли вполне себе естественного — следов работы лопатой под слоем снега я не разглядел. Белый ковер покрывал все вокруг, и только в одном месте у самого края — как раз там, где обрывалась цепочка следов, оставленных берцами кого-то из гардемарин — его чуть раскопали. Или скорее даже просто чуть разбросали в стороны прикладами, освобождая черную «начинку».
— Это не земля. — Я опустился на корточки. — Тут явно что-то сжигали.
Воздух промерз насквозь, однако я все равно почуял запах гари, отдающий одновременно и бензином, и пластиком, и какой-то химией… Но здесь поработал не только огонь.
Из низины фонило. Не слишком сильно, и все же достаточно, чтобы я смог ощутить остатки энергии даже без всяких приборов. Кто-то не поленился не только отнести сюда кучу всего из усадьбы и сжечь, но и на всякий случай прошелся сверху Даром. Наверняка не в одиночку: рядовые сотрудники или боевики таскали и возились с канистрой, а Одаренный — может быть, сам старший Распутин лично — закончил работу.