Идея фикс
Шрифт:
— Спасибо, малыш… — Граф зябко передернул плечами. — Меня что-то знобит. Посидим у камина. — Прихватив бокалы, Гуго расположился на диване.
За окнами бушевал холодный ливень. В огромном зале гуляли сквозняки. Сид опустился на медвежью шкуру у камина и протянул к огню руки.
— Иногда мне кажется, что я и в самом деле певец. Ведь получилось неплохо, правда? Даже, наверно, здорово!
— Так и есть, мальчик, — дрогнувшим голосом заверил Гуго. От его веселости не осталось и следа. Приблизившись к Сиду, он положил руку на его бедро.
Сид деликатно отодвинулся.
— Пожалуй, мне пора. Я загостился в этом доме.
Пальцы
— Не торопись. Самое интересное еще впереди.
— Ты пьян. Поговорим завтра. — Вырвавшись, Сид поднялся.
— Три месяца мы вздыхали друг о друге — достаточная прелюдия для пылкого романа. Я сделал для тебя больше, чем брат или друг. Столь щедрым, внимательным может быть только страстный любовник, — отчеканил жесткий, умеющий повелевать голос.
— Повторяю: ты ошибаешься на мой счет, Гуго. Мне не нужны твои признания. И все это…
С каменным лицом граф передал Сиду коробку:
— Взгляни. Ты хорошо получился, бамбино.
Сид бесконечно долго рассматривал обложку, плохо соображая, что бы это значило — похоже на картинки из порножурналов для голубых, но здорово завуалировано игрою света и тени. И название: «Малыш Сидней поет о своей любви». Он посмотрел на Гуго. Тот ощерил крупный рот в улыбке. За узкими бледными губами скрывались острые желтоватые клыки.
— Теперь дошло? Весь твой диск, все твои песенки — о любви к мужчине. О самой совершенной и прекрасной любви.
— Нет! — Сид с омерзением швырнул диск в огонь. Ему совершенно не было страшно. Только очень, очень противно.
— Да. — Гуго прильнул к его коленям. — Ты сам сказал, что готов расплатиться жизнью… Я подарил тебе славу, а теперь подарю наслаждение…
Отшвырнув графа ногой, Сид бросился прочь. Теперь он не помышлял о самоубийстве, он думал о том, как предаст дело гласности и обратится в суд. Теперь у него были деньги, и гордость, и сила! Поднявшись в свою комнату, Сид взял документы и надел куртку. Он старался подавить охвативший его ужас, подавить нарастающую панику.
Дверь распахнулась. Два крепких парня из охраны Гуго без особого труда скрутили руки отчаянно сопротивлявшемуся Сиду, повалили и прижали коленями к полу. Сид видел возвышавшегося над ним Гуго. Жидкие красноватые пряди прилипли ко лбу, на тонких губах выступила пена. Он был похож на оборотня, начавшего превращаться в шакала.
— Свяжите и вкатите дозу. Доставьте ко мне, — прозвучал свистящий шепот.
Крикнуть Сид не успел — рот заклеила липкая лента. Больше он ничего не помнил. Лишь голос Гуго, прозвучавший издалека:
— Ну как, оклемался? Жаль, упустил такое удовольствие. Я поимел тебя, парень. Только это не в счет. Я дождусь, когда ты приползешь ко мне сам и будешь лизать ботинки, подставляя жопу…
Что бы потом ни говорили ему доктора, что бы ни пытались внушить под гипнозом, Сид не мог избавиться от видения — лица Гуго, которое он видел снизу, уткнувшись в воняющий псиной ковер. А сверху наваливался, душа в мертвенных объятиях, холодный полумрак голубой спальни.
Глава 9
Софи не умела быть терпеливой и дальновидной. Эти качества совершенно не требовались в ее чрезвычайно щедрой на всяческие благодеяния жизни. Она смутно помнила поля роз, среди которых росла. Кусты были огромными — выше головы, и усыпанными яркими, нежными, благоухающими
Прошла и рассеялась в солнечном свете смутная тень горя — пятилетняя Софи вдруг отправилась погостить к тете и вскоре узнала, что папа умер. А что это? Уехал? Ведь остались его рояль, его книги, рукописи на письменном столе и даже коллекция крошечных стеклянных зверьков, выстроившихся в специальном шкафчике. Софи знала, что Мирчо вернется. И это случилось. Симпатичного, сильного мужчину, подхватившего ее на руки, звали Генрих. У него была другая коллекция, другой дом, другой голос. Но смотрел он на Софи и маму так же ласково и так же называл «мои любимые девочки». За спиной девятилетней девочки шушукалась родня, проявляя к ней трогательное внимание. «Как эта бедняжка привыкнет к новому отцу?»
«Бедняжка» же бегала по лужайкам в сопровождении своры сразу же полюбивших ее собак, плескалась в озере, каталась на лодке, танцевала посреди главного зала, задирая голову к покрытому росписью овальному плафону. Если кружиться в самом центре, глядя на плывущих среди облаков пышнотелых красавиц, казалось, что они двигались вместе — девочка в пышном воздушном платьице, нарисованные женщины, зеркала, огромные, как новогодняя елка, хрустальные люстры и множество великолепных вещей, про которые Софи вначале спрашивала, тыча пальчиком: «Ина, это тоже наше?» Оказалось, что не только дом, собаки, лошади, камины, буфеты, секретеры, но даже каждое деревце, каждый камень во дворе, каждый цветок на клумбе принадлежали Флоренштайнам, а следовательно — и удочеренной графом Софи.
Зря вздыхали заботливые тетушки — родственницы Генриха — девочка из бедной страны не страдала от привалившего великолепия, она легко к нему привыкла.
Когда родился братик Арнольд, папа Генрих подарил маме сверкающее колье, а Софи — живого пони, чтобы они имели возможность отправляться в конные прогулки все вместе. Наследница Флоренштайнов могла бы вырасти капризной, высокомерной, но оказалась очаровательной «принцессой». Софи испытывала к окружающему ее миру щенячье обожание. Зачастую ей хотелось вилять хвостом и повизгивать от удовольствия. Когда встречать прибывающую на каникулы молодую графиню выходила вся челядь — Юрген-собачник с очередным щенком на руках, дожидавшимся, пока Софи придумает ему имя, няня и горничные с цветами, а кухарка Марта с клубничным тортом, — девочка спешила расцеловать всех.
Но прежде — броситься к Ине. Господи, разве можно привыкнуть, что молодая, ослепительно прекрасная женщина, всегда нарядная и пахнущая, словно весенний сад, — твоя лучшая подруга, советчик и самая что ни на есть родная мама?! Они вместе дурачились, мерили платья, слушали модные записи, танцевали до одурения, а потом, сидя на кровати Софи, болтали чуть ли не до утра, ничего не утаивая друг от друга.
Отец много времени проводил в поездках, но, когда он появлялся дома, жизнь Флоренштайнов превращалась в сплошные балы и празднества. А путешествия, которые они регулярно совершали всей семьей, прихватывая Арни? Настоящая сказка. В Венеции семейство Флоренштайнов арендовало старинное палаццо, в Испании — дом, нависший прямо над морем. Если они совершали круиз на корабле, то непременно в президентском люксе на самой красивой палубе.