Иди и не греши. Сборник

Винниченко Игорь Александрович

Дом они покинули в одиннадцатом часу, когда жизнь села затихла и народу на улице, несмотря на воскресенье, было немного. Перед выходом Звонок заставил Диму снять подрясник, куртку и скуфью и надел все это на себя, самого Диму нарядив в свою куртку и шерстяную шапочку.

— Если в нас будут палить, — сказал он при этом, то пусть уж убивают тебя, дружище.

Дима ничего не ответил, подумав о том, что, если все кончится благополучно, то монастырское одеяние придется заново освящать, как подвергшееся скверне.

Шли молча, выбирая

самые глухие улицы, и только когда уже подходили к монастырю, повстречались с компанией молодых парней и девушек. Пока шли мимо них, Дима ощущал острие ножа, воткнувшееся ему в бок. Звонок предпочитал не рисковать.

На воротах стоял опять Григорий. Время было позднее, ворота пора было закрывать, и, когда он увидел Диму в мирском облачении, он от возмущения не смог сказать ни слова.

— Привет, Григорий, — сказал ему Дима.

— Ты… ты почему так поздно ходишь?.. — выдавил тот.

— Да вот, загулял, — пошутил Дима.

— А это кто с тобой? — покосился он на безбородого Звонка.

— Это послушник Васисуалий из Спиридоньевского монастыря, — отвечал Дима беззаботно. — Он там звонарем служит.

Звонок невольно хмыкнул, а Григорий спросил:

— Отцу-наместнику представлялся? Без благословения отца-наместника ты у нас не имеешь права подрясник носить, ежели ты послушник.

— Отец-наместник уже знает, — успокоил Дима.

Они прошли ворота и свернули направо, к сторожке, рядом с которой располагался дом наместника, на первом этаже которого были кельи и кабинеты благочинного и его заместителя. Ночь была светлая, и двоих монахов в тулупах они различили сразу.

— Только тихо, — шепнул Звонок, и Дима вновь ощутил укол ножа.

Он не сразу понял, кто это такие, и только когда его окликнули, вдруг узнал их, и сердце его радостно забилось. «Монахами» были капитан Левшин и стажер Дружинин.

— Дима, ты, что ли? — окликнул его Левшин.

Для человека, знакомого с монашескими обычаями, тут было достаточно поводов для подозрения: и то, что оба монаха были гладко выбриты, и то что назвали брата уменьшительным именем, что было не принято. Но Звонок не был прихожанином православной церкви, и незнание культурных традиций сгубило его.

— Здорово, отец Зосима, — поприветствовал Левшина Дима. — А мы к вам идем.

— С кем это ты? — очень натурально удивился капитан. — Вроде, не предупреждал ведь.

— Это мой знакомый, — сказал Дима. — Он со мной.

— Что еще за знакомый? — с подозрением стал вглядываться в Звонка Левшин.

— Да свой я, свой, — буркнул с досадой Звонок.

— Свой? — покачал головой Левшин. — Ты, Дима, в другой раз предупреждай, понятно? Все-таки материальные ценности…

Он повернулся и направился вперед, к дому наместника. Дима со Звонком пошли за ним следом.

— Святой отец! — спохватился Дружинин. — Так вы дадите мне… свечку?

— Пошли, дам тебе свечку, — пробурчал Левшин, не оборачиваясь.

В другой раз Дима бы только посмеялся над их

неуклюжими попытками представиться монахами, но теперь ему было не до смеха. Нож по-прежнему давил его в бок, и он пока не видел, как можно будет из этого положения удачно вывернуться. Но появление Левшина и Дружинина его уже успокоило, и он с легкой душой ждал развития событий именно от них.

Левшин отворил дверь своим ключом, и они вошли в тесные сени. Звонок явно нервничал, но капитан Левшин, стоя к нему спиной, добродушно бормотал:

— Я же тебя еще днем ждал, Дима. У меня для тебя и подарок приготовлен был…

Он открыл внешнюю дверь, потом повозился с внутренней, и Дима на протяжении всего этого времени слышал, как жарко дышит ему в ухо Звонок. Возникало впечатление, что он уже понял, что попал в засаду, и теперь искал удобного случая для бегства, но скорее всего это Диме только казалось.

— Быстрее, святой отец, — торопил Левшина Дружинин. — Я свой пост оставил…

— Успеешь еще, — пробурчал Левшин.

Он наконец открыл внутреннюю дверь, и Дима спросил:

— А сигнализацию еще не включили?

— А чего ее включать, если я тебя ждал, — сказал Левшин.

На столе в кабинете отца Зосимы стоял ящик со свечами, видимо, приготовленный заранее. Дима не сразу понял, зачем он тут понадобился.

— Вот, — сказал капитан, взяв в руку одну из обычных свечек. — Натуральная израильская свеча. Чуешь, как пахнет?

Он подал свечу Диме, и тот понюхал. Свеча была стеариновая и ничем особенным не пахла.

— Здорово, — сказал он. — Они туда кипарисовое масло добавляют.

— Держи, Женя, — передал Левшин свечу Дружинину, и тот принял ее с несколько экзальтированным благоговением.

— На и тебе, — сказал Левшин, дружелюбно глянув на Звонка и протянув ему свечу.

Тот на мгновение заколебался, но все же был вынужден отодвинуться от Димы и протянуть руку за свечой. Дима немедленно отпрыгнул в сторону, а капитан Левшин схватил Звонка за протянутую руку, а другой рукой наставил ему в лицо пистолет. Тот на мгновение обмер.

— Ах, падла! — вскричал он, мгновенно сообразив, что угодил в засаду, и нырнул под руку Левшина, толкнув его корпусом на стол.

Тот, видимо, не решился стрелять, почему и упал на стол, а потом на пол, выронив пистолет. Звонок ногой отбросил кинувшегося на него Женю Дружинина, и, подняв нож, шагнул к Диме.

— Я тебя предупреждал, — проговорил он осатанело. — Я шуток не понимаю.

Дима нащупал за спиной какую-то тряпку, и, когда Звонок рванулся к нему, бросил ее ему в лицо. В результате нож только прорезал куртку и лишь царапнул Диму по коже. Звонок замахнулся для второго удара, уже развернув Диму лицом к стене и прицелившись для удара под лопатку, как он убил Алексея, но тут подоспел капитан Левшин с тяжелым табуретом в руках и грохнул его по голове. Звонок упал на пол, и подлетевший Дружинин мгновенно защелкнул на нем наручники.