Идиотка
Шрифт:
Испытательный срок я прошла успешно, продав скульптуру весом в четверть тонны, размером два на полтора метра, и графику Шемякина. Да, здесь был и Пикассо, и Энди Уорхол, и Михаил Шемякин, с которым мне посчастливилось поболтать. А вот выманить у него на память работу — не удалось, увы! Итак, продавать картины я сумела, однако самое трудное было привыкнуть к ценам. В витрине галереи была выставлена литография Дэвида Хокни, стоимостью в сорок тысяч долларов. Размера она была небольшого — тридцать на тридцать сантиметров, симпатичная, конечно, но ничего сверхъестественного! Я не могла успокоиться и все говорила: «Вы знаете, сколько в России художников, да они вам такое в два счета изобразят, а тут сорок тысяч! Да на такие деньги в Москве можно семью кормить несколько лет!» Меня «заткнул» один из моих коллег, сказав как-то: «Ты что здесь делать собираешься? Картины продавать, чтобы деньги зарабатывать? Так вот, если будешь задумываться, стоят они этого или нет, и кто тот дурак, который за них платит, ты ничего не продашь!» Чего я хочу? Справедливости! Почему мы всегда хотам справедливости в ущерб своему кошельку?
Народ работал со мной презабавный. Один рыжий художник, увлекающийся созданием яиц из папье-маше, последователь культа Земли-матери, затем музыкант-барабанщик из Англии, которого постоянно выселяли за шум соседи, девушка из южноафриканских колонистов, бывший заключенный из Ленинграда,
Однажды в галерею зашел невысокий парень, рука об руку с дамой в преклонном возрасте. Была как раз моя очередь встречать посетителей, и я начала показывать работы, водя его от картине к картине. Его интересовал Шемякин, причем самые большие его работы — по три метра высотой. Я не придала этому значения, почему-то считая, что он просто убивает время, разглядывая замысловатые фантазии в цвете. Но он спросил цену одной картины и стал к ней приглядываться поподробнее, тогда я решила позвать директора. Высокий и приветливый Билл — наш директор — вышел из своего кабинета, подошел к клиенту, представился, спросил его имя. Тот назвался: «Грегори». Билл снова переспросил: «Грегори? Я не ошибаюсь, вы — Грегори Луганис?» Парень кивнул. Билл повернулся ко мне и торжественно произнес: «Елена, перед тобой стоит чемпион мира по прыжкам в воду — Грегори Луганис!» Затем обратился уже к Грегори: «А это известная русская актриса…» Мы разговорились, дама оказалась его матерью, правда, как я потом вычитала в его душераздирающих мемуарах — приемной, так как Грегори был взят родителями из детдома. В тот момент он уже был заражен фатальным вирусом, о чем, собственно, повествовала его книга.
После того визита Луганис стал постоянным клиентом галереи. А на первом в моей жизни аукционе он купил несколько работ Шемякина и маленькую скульптуру Лероя Неймана. Я чувствовала, что начался клев! И это чувство специфического азарта мне понравилось, правда, к заветному результату приходилось идти весьма долгими и витиеватыми путями. В другой раз мой коллега — рыжий художник по имени Чарльз — предложил мне поработать в воскресенье на художественной ярмарке, где он собирался выставить свои произведения (расписные яйца в метр высотой). Я должна была отвечать на вопросы посетителей и продавать работы. Мне это показалось любопытным, и я согласилась: ярмарка проходила ежегодно и была знаменита в Лос-Анджелесе. Решив принять более вызывающий внешний облик (под стать произведениям, которые я должна была продавать), я начесала волосы, подкрасила губы ярко-красным, вдела в уши крупные серьги, натянула мизерную мини-юбку, высокие каблуки и черные колготки. Выглядела я эдакой русской Тиной Тернер. В условленном месте я встретилась с Чарльзом и поехала на своей машине вслед за ним. Надо сказать, что я только что получила права и водить на открытом шоссе побаивалась Так что рисковала я в тот день во всех смыслах сразу — и вид, и дорога, и яйца… Накануне состоялся вернисаж, и лавку с работами Чарльза представляла какая-то пожилая женщина, тоже художница. Для привлечения внимания она сидела верхом на яйце совершенно обнаженная, что произвело маленькую сенсацию. Ее показали в теленовостях и написали про нее в газетах. С грехом пополам я приехала к месту проведения ярмарки, взмыленная от избыточного адреналина и боевых действий на дороге. Я зашла в огромный зал, полный самых невероятных полотен и художественной утвари, и встала за стойкой возле работ Чарльза. В тот день мне удалось кое-что продать, и я не жалела, что согласилась. Уже перед самым закрытием я увидела группку людей, которые решительно шагали в мою сторону, а все вокруг расступались, освобождая им дорогу. Процессию возглавляла молодая женщина небольшого роста. Когда она приблизилась, я узнала Мадонну. Она остановилась невдалеке и стала переговариваться с кем-то из своей свиты. Затем подошла ко мне и начала расспрашивать: где та женщина, что сидела вчера на яйце, и кто художник. Чарльз как раз отошел, и мне пришлось что-то лепетать, восхваляя его творчество и объясняя, что обнаженной женщины сегодня уже не будет, а я на яйцо не сяду — это не было предусмотрено автором. Мадонна смотрела на меня с легкой улыбкой, изучая мое лицо и самодельный прикид — в ее глазах играло лукавство. Я в свою очередь отметила красоту ее глаз — фиалкового, какого-то редкого цвета, а также затаенную иронию и ум, сказывавшиеся во всей ее манере. Выслушав все, она поблагодарила и резко отошла, затем повела всех дальше, сквозь ряды других художников. Она шла как маленький Наполеон — решительно, жестко, преодолевая наработанную усталость. Мне всегда нравилась Мадонна, и встреча с ней подтвердила мои предположения о ней как о сильной и очень одинокой женщине. Позднее, вспоминая ту поездку, Чарльз будет рассказывать: «Ездить рядом с Элейной небезопасно, когда она выруливает на середину, трасса пустеет — это летит снаряд, который грозится смести все на своем пути!»
Однажды от нечего делать, прохлаждаясь на задворках галереи в ожидании посетителей, я взяла ручку и черкнула несколько строк на открытке. «Бойд, может ты давно сменил адрес, пишу на авось. Я живу в Лос-Анджелесе и работаю в галерее на Родео-драйв. У меня все хорошо. Счастливо. Лена». Поставив название улицы в Оранж Каунти и номер дома, я опустила открытку в ящик. Спустя неделю я снова сидела на задворках галереи, когда передо мной выросла длинная фигура с торчащими вверх стриженными волосами и темными очками на носу. «Хай! Это я! — сказал Бойд. — Я получил твою открытку!» Размахивая руками, то приседая, то вскакивая, я носилась по галерее, объясняя всем, что мне срочно нужен перерыв на полчаса. «Вы не представляете, — глотая воздух, причитала я на ходу, — как много связано у меня с этим человеком!» Как только мы вышли за двери галереи, Бойд затараторил: «Элейна, прости меня, я был ужасен, я сходил с ума и изводил всех, прости мне все, что я тебе сделал плохого, я теперь совершенно чист от этой дряни!» Мы сели в ближайшем ресторанчике, и он продолжал свой монолог: «Я посещаю группу анонимных алкоголиков и наркоманов. Это как второе рождение, я не пью и не курю, все это грязь, все это дрянь, которой я пичкал себя. Теперь я каждый день хожу к ним на встречи и даже справляю вместе Новый год. Я ведь чуть было не умер… — У него выступили на глазах слезы. — Скажи мне, ты простила меня?»
В тот вечер мы пошли в гости к моей коллеге из Южной Африки. Она тоже ходила в
Небо наконец вняло моим мольбам и подарило светлый конец нашей долгой истории. О том, что она не могла иметь продолжения, было ясно и мне, и ему. Не знаю, от кого это исходило в первую очередь, но Бойд навсегда остался для меня тем человеком, который был способен пробудить во мне самые крайние из существующих мыслей и чувств — самые быстрые и окончательные. И мы отпустили друг друга. «Отпусти того, кого любишь, окутай розовым светом и отпусти, вроде воздушного шара в небо…»
Глава 70. Виртуальный мужчина
Под новый 1991 год я решила снова проведать предсказательницу Джулию. И вот я у нее дома, как два года назад. Джулия показывает мне свои огромные полотна, написанные маслом, — очень яркие, энергичные работы, затем начинает говорить о том, что любая мечта осуществима. Помогает же ей осуществиться так называемая «творческая визуализация», которая сводится к зрительному представлению того, что ты хочешь достичь, и к положительной установке: у тебя это есть! В качестве примера она приводит мне свой красивый дом с садом, который она себе нагадала, — сначала представила, потом работала над своим видением, и оно материализовалось. И это вам не шуточки: она сменила Нью-Йорк на Лос-Анджелес, одно побережье на другое — вот какие вещи может творить воображение человека, если им правильно пользоваться. Она начинает раскладывать карты Таро. Из расклада следует, что я скоро встречу мужчину, которому серьезно за сорок, он шатен, родился под огненным знаком Зодиака, профессия у него артистическая, но не ясно точно какая, он состоятельнее меня, имеет двух детей и в разводе. Моя связь с ним кармическая, долгая — она поднимет меня на новую ступень развития и будет нам обоим во благо.
От Джулии я выхожу заинтригованная — откуда взяться этому человеку? Я каждый день встречаю множество людей, иногда хожу в гости, вижусь с друзьями, посещаю клубы, но дальше симпатии, флирта, несостоятельной влюбленности с быстротечной лаской — никогда не заходит. Все заняты собой, лечат нервы, зарабатывают деньги, медитируют, творят — мало шансов на сильные страсти, на роман, что уж там любовь… здесь все романтически дружат! Но хорошо хоть чем-то обнадежили! После истории с Бойдом я так долго никого не воспринимала всерьез, что мне нужно было наконец сменить мужской идеал. Хватит страстей-мордастей — я готова к новым отношениям: сбалансированным, устойчивым и полезным для здоровья, — так думала я, вдохновленная словами предсказательницы и оставалась сидеть на месте, дома, в кресле у телевизора. В отличие от меня моя новая приятельница, француженка Сильвиан, мужчину искала активно. Она каждый вечер выезжала «в люди». «Что ты сидишь? — спрашивала она меня, — идем!» Но я отказывалась. Потом она рассказывала, что встретила брюнета или блондина, или опять наткнулась на своего друга Ларри, с которым уже давно ни то, ни се. Иногда мы с ней вступали в культурологическую дискуссию, и выяснялась вся разница между русским и французским подходом к любви, а вернее, к ее поиску. «Почему ты сидишь дома, как ты найдешь мужчину? Ты дружишь с одними гомосексуалистами, смотри, останешься в одиночестве до конца жизни. Надо идти, показываться на люди, искать!» — говорила пламенная Сильвиан. «Если суждено, он появится сам, а мне нужно то, что суждено», — отвечала я ей, а сама думала, что таскаться по кафешкам и ресторанам в поисках знакомства — это сродни проституции, хотя… чем-то я завидовала ее легкости. Сильвиан была старше меня на несколько лет, и умна, и воспитана, и просто весела, но никак не вульгарна, и уж тем более не была проституткой. «Это все возрастное», — думала я о своей приятельнице и продолжала ждать своего «дядьку», сидя на кушетке.
Так я досидела до новогодней ночи. Еще с утра Сильвиан названивала и спрашивала, куда я иду. Я отвечала, что зовут в пару мест, и в последний момент я решу. Но тут она снова позвонила и позвала на ужин к ее приятельнице, тоже француженке. «Будет вкусно и по-домашнему. Жаль, что ты без сопровождения, там надо быть в паре, но ничего, приходи». Эта новогодняя ночь отличалась от других «голубой луной», blue moon. Это когда в один месяц сразу два полнолуния. Так вот, новогодней ночью была как раз вторая полная луна. Ну, наверное, она все и решила: я встретила того, о ком говорила Джулия. Только представьте себе: вхожу я к француженке на Новый год, а мне открывает дверь мужчина! На вид лет сорок восемь, шатен, волосы артистически завязаны в хвост, высокого роста. Так, слово за слово, разговорились, и я узнала, что он рожден в августе, по зодиаку Лев, (стихия — огонь), ему сорок восемь лет, он в прошлом актер и фотомодель, сейчас пишет картины, сбежал от войны во Вьетнаме и отсиделся в Париже. Там успел жениться на внучке Нины Риччи и развестись с ней, имеет от этого брака двое сыновей. Теперь женат во второй раз. Правда, живет с женой в разных штатах (спустя три месяца общения со мной он наконец решится и отошлет жене бумаги на развод), так что и тут сошлось. Его звали Джеймс… этого гадалка мне, правда, не сказала. Не веря своим ушам и глазам, я тем не менее была готова поверить в чудо, случившееся со мной прямо в новогоднюю ночь. Я смотрела на гостя с нескрываемым любопытством и все ждала: в каких именно словах и выражениях начнет осуществляться моя кармическая связь с неизвестным. Удивительным было то, что я была и действующим лицом и наблюдателем, а главное — мне ничего не надо было делать, все должно было случиться само собой, по мановению волшебной палочки! Итак, гости проводили старый год, выпили за новый, начали ходить по кругу и поздравлять друг друга, желать счастья и расцеловываться по очереди с каждым. Дошла очередь и до нас с ним. Он поцеловал меня, а затем сказал, что этот поцелуй на вкус напоминает ему электрические батарейки. «Началось!» — поняла я. «Ты пробовала когда-нибудь лизать электрические батарейки?» — спрашивал меня мужчина с сединой в густых волосах и тонким красивым лицом, изборожденным морщинами. А потом сказал, что с ним такого давно не случалось и он хочет, чтобы я переехала к нему. Джеймс не был ни хиппи, ни маргиналом, ни наркоманом, ни сумасшедшим, ни алкоголиком — отнюдь. Правда, его последняя жена была. «Нельзя изменить другого человека!» — горестно говорил он о своей попытке, потерпевшей фиаско. «Она была золотой девочкой, снималась у Энди Уорхола, позировала самому Дали, была замужем за солистом Mamas and Papas… но теперь она неудачница, и алчная неудачница!» — поведал он мне немного позднее очередную голливудскую историю.