Идиоты. Пять сказок
Шрифт:
Для верности Макс выпил еще глоток вина и дрожащей рукой долил бокал, прежде чем ответить:
— Я не знаю, может ли «Гуд ризонз» сейчас позволить себе восхождение на Эверест. Но даже если бы это было возможно, такой широкий жест едва ли фирме по карману.
— Гм, — ответил Ронни с таким внимательным, сосредоточенным лицом, какое до сих пор Макс видел у него, только когда Ронни думал, что его собеседник еще больший пройдоха, чем он сам.
— Потому что, на тот случай, если ты все еще не понимаешь, — продолжил Макс, чувствуя, что вино придало ему уверенности, — «Гуд ризонз» стоит на грани банкротства. И кстати… — Макс закинул руку за спинку стула и сам удивился своей неожиданно небрежной позе, — такие штуки, как сегодня утром с Барнесом, нас точно
И тут чудо произошло во второй раз: Ронни признал свой идиотизм. Больше всего Максу хотелось, чтобы в ресторане оказался кто-нибудь из знакомых, кто смог бы подтвердить это. Потому что невозможно было поверить: никаких высокомерных пояснений или поучений, на какие уловки надо идти в биржевом бизнесе, даже ни малейшего упрямства или жалкого бормотания, вроде того, что Барнес — всего лишь пустое место и вообще должен быть счастлив, что «Гуд ризонз» готово дать ему шанс. Вместо всего этого Ронни извинился, при этом он выглядел несчастным и все время удрученно качал головой.
— Это так непрофессионально! Наверно, у меня и впрямь не все дома. А если у агентши Барнеса появится хоть малейшее подозрение, что за всем этим стою я, тут уж она в меня выстрелит из всех орудий, черт возьми. И завтра об этом узнают все. Она ведь совсем ненормальная. Когда мы однажды оказались соседями по столу на каком-то приеме, я написал ей на салфетке номер своей комнаты в отеле — ты бы видел, что тут началось!
А потом они отменили уже заказанный ужин, вместо этого взяли вторую бутылку вина, и долго говорили о делах «Гуд ризонз» и о том, почему агентство дошло до такого состояния. Они вспоминали, как начинали, а за третьей бутылкой уже оба сожалели о выходе на биржу и под конец строили планы, как с этого момента надо вести дела. Самое главное — и Ронни признал это, — чтобы сотрудники были довольны, чтобы работа приносила им радость, чтобы они ощущали себя частью агентства и поэтому старались на совесть и разрабатывали новые идеи. Короче: им снова надо стать командой.
— И наплевать на курс акций! — воскликнул Ронни так громко, что два последних посетителя, сидевших, кроме них, в ресторане, оглянулись. — Теперь мы снова будем делать свою работу. И если мы будем делать ее хорошо, остальное приложится. Твое здоровье!
Они чокнулись, допили свой шнапс, Ронни перегнулся через стол и взял Макса за руку:
— Ты даже не представляешь, как ты мне сегодня помог!
Макс глядел поверх плеча Ронни в почти пустой зал и спрашивал себя, не приснилось ли ему все это. Почти все, что за последние годы он без конца рисовал в своем воображении про Ронни и их отношения друг с другом, чего он так хотел, — в этот вечер свершилось. Если бы не их дорогие костюмы и не такой модный, снобский ресторан, можно было бы подумать, что все происходит восемь лет назад; они сидят вдвоем: большой, шумный Ронни с визитными карточками, где написано «Берлин — Нью-Йорк — Париж», и маленький, задумчивый Макс, одолживший ему денег на печатание этих карточек и вынужденный объяснять, как ужасно звучит, когда слово «Париж» по-немецки говорят с французским произношением. Тогда друзья любили повторять: если уж два таких разных типа понимают друг друга, то до конца. И так оно и было. Каждый знал сильные качества другого и умел принимать его слабости. А если им и случалось разойтись во мнениях — они были все-таки достаточно чужими людьми, — то спокойно выслушивали друг друга и старались найти компромисс. Потом пришел успех, появились апартаменты, автомобили, Ронни начал всерьез относиться к своим визитным карточкам, а Макс по-прежнему записывал свой адрес, если кто-то просил, на картонной подставке под пиво. И так далее вплоть до этого вечера.
Когда около часу они вышли из «Марии», то оба шатались и Макс держался за Ронни. На стоянке такси они еще раз присягнули лучшим временам, которые начнутся завтра, потом Ронни плюхнулся на переднее сиденье, а Макс помахал вслед уходящей
В какой-то момент Макс решил, что он слишком взволнован, чтобы ехать домой. Ему захотелось еще где-нибудь выпить. Например, в клубе «Гевара». Многие сотрудники «Гуд ризонз» ходили туда, и поэтому он, как правило, избегал этот бар. Дело в том что, хотя почти все в фирме к нему относились хорошо и, как ему казалось, даже любили его, он никогда не мог отделаться от ощущения, что в его присутствии шутки и болтовня становились как-то тише и сдержаннее. Словно за столом сидела бабушка, и поэтому вместо анекдота про групповой секс у Папы Римского лучше было рассказать про то, как встретились два восточных немца… Но теперь ведь все по-другому. С его вечным старанием держаться лояльно по отношению к Ронни и одновременно быть обычным членом коллектива теперь наконец покончено. С завтрашнего дня они все — члены одной команды.
Было начало третьего, когда Макс вошел в бар, уставленный диванами и креслами и залитый мягким, желтоватым светом. Две парочки обнимались на диванах под тихий джаз на ксилофоне, за стойкой стояла барменша, она лениво кивнула Максу. Он уже собирался разочарованно уйти, но все-таки решил хотя бы выпить пива, чтобы лучше заснуть. Он сел у стойки, сделал заказ, оперся головой на руки и стал смотреть, как барменша цедит пиво. Значит, завтра. Ронни собирался объявить про новый дух агентства на еженедельном собрании, а вечером, так мечтал Макс, они все вместе будут отмечать это здесь, в клубе «Гевара». И он будет бесспорным…
— Надо же, Макс.
Макс повернул голову и на мгновение оцепенел. Рядом с ним стояла Софи. Она сняла пиджак, бросила его на кресло, села на табурет у стойки и сделала знак барменше. И лишь потом взглянула на него. Как всегда, выражение ее лица было непонятно Максу.
— Вот так сюрприз! Я тебя здесь еще никогда не видела.
— Привет, Софи… Ну да… — Макс заставил себя улыбнуться. — Да я и был тут всего два-три раза.
— Ага.
Ага? Что значит это «ага»? Если ты редко бываешь в клубе «Гевара», значит, ты уже считаешься в агентстве изгоем? Макс почувствовал, как в нем закипает ярость, но вовремя опомнился: ведь теперь все по-другому. Софи теперь ничего не могла ему сделать. Благодаря ему — только ему — с завтрашнего дня «Гуд ризонз» будет совсем другим. И потом, ему было интересно поглядеть, с кем люди ходят выпить.
— Но теперь все изменится, — не удержался он, надеясь, что Софи не потребует более подробного объяснения. Ронни еще не объявил про новую концепцию фирмы, а Макс был не настолько пьян, чтобы стопроцентно полагаться на слова шефа.
— Почему? Решил немного пошпионить?
Софи слегка наклонилась к нему, и, хотя от него самого несло спиртным, а в баре было накурено, Макс почувствовал ее аромат.
— Пошпионить?
— Ну, поразнюхать, о чем сотрудники агентства говорят после работы.
Прежде чем Макс сообразил, что ответить, барменша поставила перед ними пиво и джин с тоником. Софи подняла свой бокал, кивнула Максу и сделала большой глоток.
— Ты что, рехнулась? — произнес он наконец, когда она поставила бокал на стойку.
Не обращая на его слова никакого внимания, Софи спросила:
— Угадай, с кем я встречалась сегодня вечером? С Ниной. И знаешь, что мы решили? — Она снова слегка наклонилась к нему, ее прозрачные глаза выражали презрение.
— Нет, — ответил Макс и невольно высокомерно улыбнулся. — Но ты наверняка мне сейчас скажешь.
— Очень остроумно. Да ведь все знают, малыш Макс — он такой. Всегда шутит и заботится о рабочей атмосфере.
— Это что, плохо? — Макс говорил подчеркнуто дружелюбно и был очень доволен собой, тем, что ему удалось найти этот независимый, ироничный тон. Мыслитель и руководитель, с отцовским всепрощением принимающий мелкие колкости Софи. А может, она вообще лесбиянка? Об этом он раньше не думал.