Идол
Шрифт:
Он прекратил шаги. Остановился.
Всё. Степь всегда будет вокруг них. Неизбывно.
Лунев перевёл взгляд вовне, вернулся в реальность. Недоумённо оглянулся он вокруг: всё те же холмы, те же бараки невдалеке, тот же изрытый следами людей снег под ногами. Он почти не ушёл от того места, где провал застал его.
Кажется, начиналась метель. Ветер уже решительнее налетал, сильнее бил по снегу, и по белой поверхности степи вились тонкие змеи из подхваченных крупиц. Над горизонтом синее марево совсем помутнело и надвигалось, поглощая всё больше и больше свободного пространства.
Лунев стоял и смотрел на это, он мог ещё
«Ну, на самом-то деле, это ничего, — попробовал он подумать. — Мы уже убедились, что совсем ничего, что жить можно и можно ещё и не так… За столько-то времени… Нет, ясно любому, что нет. Ринордийск… Он там, и бежать бы туда, добежать… Но невозможно, наверно. Тогда… что это всё значит? Ещё не конец, но и продолжения вроде нет, не может быть. Мы увидим? Ведь время… движется, оно не может остаться здесь?»
Мысли вновь тускнели, тяжелели, каменели и шли книзу, смотрящие на них глаза бессильно закрывались. Лунев стоял и смотрел на заснеженные пригорки невдалеке и дали у горизонта. Скоро будет отбой, вот уже и чёрные фигуры собираются вокруг бараков, надо будет вернуться, зайти в помещение и заснуть. Он развернулся, медленно поплёлся к баракам, которые уже скрывались во мгле. Да, лучше так. Забыть всё, что было сегодня. Выбросить из головы этот день.
Мимо него в сторону степи проскользнула лёгкая тень. Лунев развернулся вслед за ней. Это была…
— Ритка! — воскликнул он удивлённо. — Стой! Ты куда?
Фигура остановилась на мгновение. Рита, с решимостью глядя в небо над горизонтом, поплотнее обмотала вокруг шеи свой шарф.
— В Ринордийск, — сказала она непоколебимо, с полной верой в свои слова, затем быстро и бесшумно двинулась дальше.
Лунев вышел из оцепенения. Он рванулся за Ритой, даже сумел ухватить за руку.
— Ты с ума сошла? Там же кордоны! Тебя расстреляют нафиг.
— Пусть! — Рита вырвалась из его слабой хватки. — Я всё равно не живу!
Она пробежала немного, приостановилась, окинула взглядом мутневший горизонт.
— Ich bin nicht tot, nein, ich bin nicht tot! [12] — прокричала она. — Под пули — но собой, собой!
И пошла, побежала — туда, где, без всякого сомнения, путь охраняли ряды людей в чёрной форме. Потому, потому только и нельзя в Ринордийск, она же знала прекрасно, не хуже Лунева.
— Ри-та! — предпринял он ещё одну попытку. Пусть же образумится!
— Нет! — бросила она, на секунду развернувшись. — Я не могу больше здесь оставаться. Ich kann nicht! Ich kann nicht! [13] — с этими словами, кинутыми в синюю темноту, Рита обратилась в бег.
12
Я не мертва, нет, я не мертва!
13
Я не могу!
Лунев остался стоять на месте, смотря ей вслед. Фигурка Риты исчезала вдали, теряясь в пелене надвигавшейся метели. Тысячи мелких снежинок кружились в беспорядочном танце и скрывали её от глаз Лунева.
— Сумасшедшая, —
— Надо уничтожить все копии, пока не поздно, — Зенкин переходил от стенки к стенке редисовской комнаты, прикидывая, что бы ещё сделать, дабы отвести беду.
— Все не получится, — с мрачным скептицизмом предупредил хозяин квартиры. Он, внешне спокойно, сидел в кресле рядом с большим красным телефоном на круглом столике. Аппарат молчал. Пока.
— Сколько получится! — Зенкин резко повернулся и нервно захлопал глазами. — Перезвонить всем, с кем мы можем связаться, и предупредить их…
Редисов с сомнением покачал головой.
— Что такое?
— Думаешь, телефоны не прослушиваются?
Зенкин потерянно окинул взглядом комнату. По всей видимости, эта мысль, хоть и настолько очевидная в общем контексте, сделалась для него открытием.
— Д-да, — медленно кивнул он. — Наверно, — и добавил тихо. — Говорят же, что Он всё слышит.
— Нас Он пока не услышал, судя по тому, что мы ещё здесь, — Редисов задумался. — Хотя не факт. Не исключено, что в эту самую минуту за нами уже едет чёрное авто.
Зенкин испуганно вытаращил глаза.
— Ты шутишь?
— Ничуть.
Они замерли, встретившись взглядами. Молчание, тяжёлое и беспросветное, повисло в комнате. Теперь всё серьёзно, серьёзнее, чем когда бы то ни было. Теперь уже не махнёшь рукой, не отшутишься с лёгким сердцем, наплевав на осторожность, не увильнёшь от ответа. Грозная действительность глядела на них в упор. Охота уже велась: за последнюю неделю прошёл шквал арестов среди столичной интеллигенции и богемы. Сомнений не оставалось: это начало массовой травли. Что же будет потом? Масштабы, до которых могло дойти в будущем, даже не хотелось представлять.
— Однако, если нас действительно ещё не услышали, надо срочно предпринимать меры, — Редисов быстро вскочил с кресла, нарушив иллюзию спокойствия. — Поговорить с теми, с кем можно связаться лично, без телефона. У кого из наших есть рукопись? Бобров, Гюрза, Адель… У Вивитова есть, не знаешь?
Зенкин подумал немного, развёл руками:
— Надо у него спросить. Я думаю, он надёжный человек…
— Положим.
Основывать всё на «положим» было невыносимо. А этот путь был единственным, который остался им: каждый вариант стал теперь неоднозначен, сомнителен, не проверен до конца, будто густой туман окутал их всех. Что за судьба такая, когда ничто не стоит надёжно, всё подвижно и шатается, подвешенное за невидимые верёвочки; когда движешься осторожными мелкими шажками по узкой доске над бездной, и не знаешь даже, имеет ли смысл твоя трижды осторожность: а вдруг верёвочки уже оборвались, и вместе со всей доской ты летишь вниз?
— Ладно, пошли, — Редисов шагнул к входной двери, быстро накидывая куртку.
— Куда?
— Ко всем, о ком мы только что говорили, забирать копии рукописей, — он раздражённо уставился на Зенкина. — Или ты хочешь подождать, пока за нами в самом деле поедут?
— Нет-нет, — Зенкин быстро замотал головой. — Просто… я не думал, что пойдём сейчас. Ночь…
— Время не терпит! — Редисов почти сорвался, что бывало крайне редко у него. — Времени совсем нет! Ты это понимаешь?
Зенкин, и так уже вздрагивающий от любой тени после недавних новостей, поспешно согласился и устремился было за Редисовым. Но вдруг встал, как бы вспомнив о чём-то важном.