Идти туда, где ты
Шрифт:
Спустя столько времени видеть его снова, слышать голос, чувствовать тепло руки. Он был совсем другим, не таким как она его помнила, если только память не разыгрывала перед ней странной шутки. Первые несколько лет она радовалась, что не умеет рисовать людей – иначе завалила бы себя его портретами. Но он оставался лишь в памяти, всегда веселым и довольным. Не считая их последней встречи, которая не забывалась, несмотря на все усилия Алисы убедить себя, что с каждым днем, месяцем, годом все становится неважным.
Из воспоминаний ее выдернул Никита. Он вошел в комнату, когда
– Спать-то идешь?
Алиса подняла глаза. Почему она так и не полюбила его? Столько лет прошло, по-своему спокойных и счастливых. Но испытывала лишь жалость, и чувствовала болезненное желание, чтобы пожалели ее. Да к черту тех, кто считает это унизительным! До сорванных голосовых связок она хочет просить, чтобы ее пожалели. Утешили.
– Иду, - устало кивнула она.
– День был трудный? – вопрос прозвучал почти заискивающе. Когда-то давно Логинов интересовался ее делами, ее днями, тем, что беспокоит ее каждую минуту жизни. Потом то ли приелось, то ли осознал бесполезность этих вопросов. И иногда, если вспоминал, спрашивал будто на автомате. Как когда фраза «я тебя люблю» становится просто заменой «доброго утра». И давно ничего не значит.
– Очень. Кажется, самый трудный день.
Он наклонился к ней, коснулся носом ее лба, легко провел губами по лицу и тихо шепнул:
– А хочешь массаж?
Алиса кивнула. Сложила руки у него на коленях и склонила голову. Если бы только выбросить из нее все мысли! О Никите, который двенадцать лет делал для нее возможное и невозможное. Об Илье, который за три месяца перевернул ее мир и потерял интерес к этому перевертышу.
Что значат три месяца против двенадцати лет?
Что значат двенадцать лет против трех месяцев?
Логинов встал со стола. Обошел ее со спины и опустил ладони на плечи. Чуть сжал. Начал понемногу массировать. Легко касался большими пальцами затылка и проводил ими по спине. Нажимал, хорошо зная, на какие касания отзывается ее тело. И постепенно опускал руки ниже, задевая ребра и пробираясь ладонями к ней под футболку. Потом снова наклонился и припал горячим ртом к шее, быстро целуя и проводя по коже языком.
– Пойдем, - прошептал он, и этот его тон знала уже она.
– Пойдем, - отозвалась Алиса, подставляя под его губы лицо.
Логинов легко подхватил ее со стула на руки, впился поцелуем в мягкий теплый рот и понес в их спальню. И там, в постели, каждым своим движением будто бы утверждал свое право владеть ею. Как давно уже не было, как она давно уже отвыкла. Впивался в нее почти яростно и будто бы снова, в который раз, пытался сломить ту стену, что не была сломана двенадцать лет назад.
Потом Никита мирно спал, пока Алиса ждала утра, варила кофе, придумывала, чем бы отговориться от присутствия на переговорах. А разглядывая спокойное лицо мужа и слушая о новом аквариуме для Ахатинских, про который говорила Соня, смирилась с необходимостью поездки в «ArchSpace».
И, наверное, это утро можно было бы назвать самым обычным, если бы чуть позже Алиса не поймала себя на занятии,
Поэтому назло себе она заявилась в офис на двадцать минут раньше положенного времени в широкой юбке до пят, цветастой индийской блузе, но с неизменной старательно созданной лохматостью на голове. По этой самой лохматости и потрепал ее фамильярно Гловач, едва она вошла. Немного старше Алисы, неимоверно долговязый, но при этом все-таки складный, он излучал неуемную энергию в каждом своем жесте, и с ним никогда не бывало скучно. Он умел насмешить, но при этом не казался шутом. И всегда балансировал на той грани, после которой человека хочется послать далеко и надолго.
– Как настроение у пани Алисы? – весело поинтересовался Филип, откровенно любуясь ею.
– Замечательное настроение у пани Алисы! – улыбнулась она ему.
– Заметно! Выглядите живописно.
– Правда? Ну это все вдохновение.
– И откуда оно у вас берется в таком количестве? Лешек вам завидует, только я вам этого не говорил.
– У меня? – удивленно переспросила она. – Конечно из дома, Филип! Тихий вечер в семейном кругу – что может быть лучше?
– Например, бурная ночь с любовником, - расхохотался Гловач, подходя к столу и отодвигая для нее стул.
– Ну вам виднее, - рассмеялась вслед за ним Алиса.
– Пока никто не жаловался. Присаживайтесь. Пока никого нет, может быть, кофе?
– Можно и кофе, - она расположила на соседнем от себя стуле мешок, именуемый сумкой, и извлекла из него плитку шоколада. Ее любимый, его всегда подсовывала Сонька. – Хотите?
– Нет, спасибо. Подождете немного? Я найду секретаршу для кофе, Лешека для тумаков, что задерживается, и Кшиштофа, который до сих пор не отзвонился, приедет ли. Подстрахуете нас в качестве переводчика в случае чего?
– Только если внесете это в контракт в качестве премиальных.
– Мы когда-нибудь вас обижали? – театрально удивился Гловач и вышел.
Оставшись одна, Алиса посмотрела на закрывшуюся дверь. Насколько было бы лучше, если бы никого и не было. Ни Лешека, ни Кшиштофа, и уж тем более Ильи. Как ей с ним общаться? Как ей вообще себя с ним вести? И где взять сил и терпения… И как долго они ей понадобятся…
В коридоре раздались шаги. Сейчас явится Лешек и начнет давать поучения, как и что сделать в свете выгоды для его компании. Дверь снова дернулась. Распахнулась. На пороге нарисовалась секретарша, приветливо бормотавшая по-польски и умоляющими глазами глядящая на Алису.
– Вы приехали немного раньше, пан Макаров. Сейчас все соберутся.
Он кивал, хотя, естественно, мало что мог разобрать в ее быстрой речи. Но глядел из-под очков прямо перед собой – на Алису. Глядел остро, пронзительно, лихорадочно скользя взглядом по ее лицу, по блузе, видной из-за стола, по рукам в широких ярких рукавах. И точно так же, как накануне, не мог оторваться от нее.
– Пани Куликовска, где Кшиштоф? – беспомощно спросила секретарша.
– Он не меня должен сопровождать, а пана Макарова, - пожала плечами Алиса. – Наверное, скоро будет.