Иду на свет
Шрифт:
Видит, что мужчина усиленно делает вид, будто хозяин ситуации тут он.
Только вот нихуя.
Сегодня их вызвали в заседание.
По вопросам суддейской коллегии и по их с Максимом ответам уже как бы понятно, что Лекса проиграет и здесь. Поэтому корчить из себя — бессмысленно.
Но Максим смотрит в зеркало с ухмылкой, вытирая бумажным полотенцем руки, когда Данила приближается…
Откуда-то точно знает, что одну из своих обид — то, что старший Щетинский когда-то пригласил на стажировку не его, и позже на работу тоже не взял, Максим
И Риту он трахать начал, наверное, тоже на этом основании. С особым удовольствием.
Не смог пережить «унижения».
— Эй, ты полегче давай!!! — Максим вроде как предупреждает, вроде как с достоинством. А у самого глаза увеличиваются, когда его разворачивает и приходится делать череду пятящихся шагов. Пока спина в синем плотном пиджаке не бьется о стену. Пока локоть Данилы не вжимается в шею.
Глаза Максима — ещё больше. В них вспышка страха. Потом злость.
Он щурится, оттолкнуть пытается. То ли булькает, то ли кашляет. Но больше не язвит и не улыбается…
— Думаешь, я с тобой шутки шучу?
На вопрос Данилы не надо отвечать. Впрочем, не надо и сопротивляться.
Просто зря мудак расслабился. Зря перед заседанием подходил и упражнялся в остроумии. Зря не прислушался к словам, которые Данила не пожалел для него на той террасе.
— Пусти, придурок…
Максим вытолкнул из себя сдавленно, пытаясь действительно оттолкнуть. Но это не так просто, как хотелось бы.
Да и Даниле приятно видеть, как вместе с потом, страхом и хрипами из соперника выходит спесь.
Максим давно бросал ему вызовы. Раз за разом. Один дебильней второго. И вот только сейчас Данила готов принять.
Но их война долго не продлится. Потому что под маской напыщенного успешного метросексуала скрывается обычный трус с проблемами в самооценке.
— Тебе сказано было к Санте не лезть. Сказано, правда?
Данила спрашивает, отпуская горло, прихватывая за грудки и ещё раз ударяя спиной о стену.
Это не столько больно, сколько унизительно. Это именно то, чего заслуживает Максим. На самом деле — башкой бы в унитаз. Вполне возможно, в школе с ним так тоже делали. Поэтому и вырос обозленным чмом-достигатором.
В голове у Данилы красным моргает: «ты тоже плохо сейчас делаешь, придурок. Палишься ведь»… Но сдержаться он не может.
Его пугает до мороза по коже мысль о том, что это может влезть к ним с Сантой. Что это может сыграть на чувствах девочки, для которой невозможность быть частью Лексы, какой строил и видел её отец, это рана.
Санта очень умная. Ну просто очень. Но она — человек, а значит ею можно сманипулировать. И Максим дергает правильно.
Только он её ждет… И Лекса её ждет, не ради Петра, Санты, самой фирмы, а ради того, чтобы потешить тщеславие её братьев и Максима.
Чтобы Данила — всегда в напряжении, а они отравляли жизнь
И пусть Санта скорее всего первым делом поступила бы точно так же, как поступил он — отказала Максиму. Но червяк сомнений её грыз бы. И даже это — слишком жирно для Максютки.
— Мне тебе ноги поломать, чтобы ты успокоился, а? — Данила спрашивает, опять вдавливая Наконечного в стену.
Самому кажется, что правда готов: достало.
Смотря на события десятилетней давности, мог бы даже легкую благодарность испытывать. Потому что Рита — та ещё бездна. И как же хорошо, что не затянуло. Но сейчас — история другая.
А такие, как Максим, ничего не боятся, пока с ними в теории.
— Че ты головой крутишь? В сортире камер нет…
Взгляд Максима правда прошелся по углам. Данила попытался поймать.
У него не падала планка. Он мыслил вполне хладнокровно. Выводить из туалета с расквашенным носом адвоката заявителя по делу, в котором он представляет ответчика, — тупо. Но просто отпустить Максима со все таким же самодовольным выражением на лице Данила не мог.
Он не угрожает сто миллионов раз красного словца ради. Он правда ценит Санту. И себя он тоже очень ценит.
— Думаешь, я шучу?
— Пусти, припадочный…
Новая попытка Максима оттолкнуть Данилу заканчивается ничем.
Чернов ищет и ловит взгляд прижатого к стене блондина. Тот, кажется, немного опомнился. Страха больше нет — есть злость. Отчасти, наверное, на себя. Потому что разворачивающийся сейчас сценарий — явно не относится к тем, о которых он мечтал.
Но брошенное после заседания невзначай вроде как на прощание «привет трусливой малышке» и гадкая улыбочка не могли остаться без Даниного ответа.
— Сам усвой и своим передай: ваша эра кончилась. Вам пиздец — тоните с достоинством. И Санту в это не впутывайте. Вы сами наработали на то, что с вами стыдно иметь дело. Всё лучшее от вас бежало, сверкая пятками. То, что бежало ко мне, — вопрос второй. Вы годами себя в жопу загоняли. А теперь удивляетесь, почему за вами в говно-то не ныряют. Твои схемы с Ритой — пиздец жалкие. Надеюсь, она блядовала не только с тобой, потому что за ребенка больно, если к такой мамашке у него в комплекте ещё и ты в отцах. Ещё один шаг в сторону меня или Санты — я начну раскручивать всё, что на вас нарою. И уж поверь, у меня получится лучше. Ведь зачем мне трахать твою тёлку, если я могу трахнуть тебя?
Данила задает вопрос, потом — слушает тишину и тяжесть дыхания.
Во взгляде Максима — чистая ненависть, но он не спешит плеваться желчью в ответ. Смотрит и дышит.
Бьет по рукам, когда Данила и сам готов отпустить.
Чернов подмигивает, выпрямляясь и отступая.
Разминает шею, поправляет галстук…
Идет обратно к умывальникам, включает тепленькую водичку… Моет тщательно — с мылом.
Что прилетит ответка — не боится.
Откуда-то точно знает — Максим не рискнет. А если вдруг — реально получит заслуженное унитазное купание.