Иду на свет

Акулова Мария

Но сейчас зачем-то позволяет с собой вот так поиграть. Наверное, потому что своему малышу он позволяет практически всё.

Разжимает пальцы, когда Санта уже где-то внизу…

И без этого понимал, но не сдерживает улыбку — конечно, это те же, что она утром надевала. Запасные в сумку не сложила.

А он даже не знает, что его больше разозлило бы. Потому что… Ну коза ведь. Осмелевший чрезмерно ретивый жеребенок. Его будущая жена вообще-то…

Которая уже танцует, когда Данила,

сделав пару глотков, чтобы не так сушило, подходит к ограждению.

Глаза закрыты. Отрывается в толпе.

Без трусов и совести.

Первые — уже жгут мужской карман, соседствуя с не двузначной теснотой в области ширинки.

Вторая… Её в Санту в принципе не встроили. Во всяком случае, по отношению к нему. Во всяком случае, сейчас кажется именно так.

Глаза прожигают дыры в извивающемся силуэте. Пальцы тоже жжет — от предчувствия прикосновений к её телу.

Данила думает только о том, как платье сдернет и со всей дури по заднице. Чтобы с её губ — вскрик, переходящий в стон.

Она слишком красивая, чтобы к ней не подошли.

И когда это происходит впервые — Данила каменеет.

Потому что посреди танцопола без трусов. Потому что дурочка пьяная и счастливая…

К ней пробирается какой-то парень.

Со спины. Пристраивается, подстраивается, танцует…

А Санта не замечает.

Малыш в своем личном моменте. Ловит ритм, бросает взгляды вверх. Вверх же тянет руки — к нему. Вспыхивает восторгом, когда видит в ответном именно то, на что надеялась…

Когда резко натыкается на преграду в виде того парня — оборачивается, начинает извиняться.

У Данилы вслед за пальцами — чешутся уже ладони. Потому что извиняться тут не надо. Нахер слать, и лучше, чтобы это сделал он.

Но Санта улыбается. Быстро понимает, что случайность не случайна. Парень всё норовит за талию взять, а она уворачивается… Давит на грудь. Взмахивает ручкой…

Перебирает пальцами в воздухе, чтобы его внимание привлечь. Второй указывает на случай, если подкативший — ну совсем тупой.

На колечко. Не просто так настолько заметное. Даниле было важно, чтобы видели.

Санта кивает с улыбкой наверх. Туда, где наливаются кровью глаза застолбившего.

Туда, где она не только стринги оставила.

И это в её исполнении — пиздец красивый жест.

Настолько, что даже злиться Даниле уже не хочется.

А смотреть — очень. Парниша отступает, но Санте, в принципе, дела больше нет. Она поворачивается к Даниле. Смотрит на него. Улыбается…

Она тоже больше в верность, чем в ревность. Умница.

Танцпол горит вспышками, а его не сбить.

У него свой личный прожектор. Источник света. Его генератор.

Который

манит-манит-манит.

Который приглашает-приглашает-приглашает…

К которому снова подбираются сзади, а она снова же мотает головой и взмахивает кистью…

Ей нравится быть невестой.

А ему внезапно нравится её игра.

Глава 24

В их номере — темно и тихо. Слышно, как Санта глубоко дышит. И ей самой кажется, что немного, как гулко бьется сердце. Тух-тух. Тух-тух. Тух-тух.

За спиной с щелчком закрывается дверь, она опускает голову, прикусывая уголки губ, чтобы не улыбаться.

Вскрикивает, когда мужские пальцы сжимают её плечи и разворачивают.

Вскидывает лицо навстречу лицу Данилы. Послушно приоткрывает губы.

Он сходу толкается между зубов языком, едет вниз по рукам, потом — по платью. Ныряет под него. Сжимает голые ягодицы. Сильно сжимает. Больно сжимает.

А саму Санту — в себя.

Просто целует, а у Санты стойкое впечатление, что её уже трахают. Да ей и самой этого хочется до готовности просить.

Наверное, даже сильнее, чем когда-то в их первый раз. Там ещё страх был. Здесь — абсолютно никакого.

Только бы почувствовать его в себе. Только бы попасть в реальность, где у них обоюдно снесло крышу.

Санта охает, переживая очередной поворот. На сей раз Данила отрывается, снова за плечи, снова вокруг оси, но оставляет спиной к себе…

Санта хватается за зеркальную дверь шкафа-купе, который занимает половину коридора в их номере. Едет по скользкой поверхности пальцами, оставляя следы…

Немного боится упасть.

Но больше думает о том, что сзади ей нравится. И если так — то отлично.

Зубы Данилы врезаются в её кожу на шее сзади, руки ныряют под платье, и скатывают его вверх.

Она под ним правда голая, и в голове мелькает: «Господи… Реально глупость же… Стыд какой…».

И Санта даже готовится к тому, что Данила сейчас ей об этом скажет.

Но нет.

Его пальцы скользя от пупка вниз, накрывают лобок, медлят секунду, ныряют туда, где очень давно и очень сильно пульсирует.

Не ласкают, а сходу в неё. И там — чуть разводятся, расширяя…

Это остро и пошло.

Женская ладонь сильнее вдавливается в зеркало и едет дальше — со скрипом. А сама Санта шипит, подаваясь навстречу…

— Люблю тебя…

Зачем-то в любви признается, хотя сейчас скорее хочет сказать о том, что секс безумно любит.

Это ведь лучший легальный наркотик в мире. Находишь своего человека — и принимаешь, не боясь передоза. Они с Данилой проверили — он не наступает. Как и привыкание.