Иду на Вы
Шрифт:
– И с братом поговорю, решу твое дело! – пообещал Мономах. – В накладе не оставлю!
– Вот видишь? Ну, как с тебя после этого деньги брать? К тому же, ты сам сказал, для Руси это надо. А это все равно что родной матери в беде или болезни помочь, а потом затребовать с нее денег! Так что, князь, сделаю все, как велишь.
Купец клятвенно прижал ладонь к груди, желая заверить Мономаха. Чтоб тот не сомневался в нем, но в этот момент раздался вскрик схваченного игуменом за ухо и подведенного к князю отрока.
–
– Нет, я… – захныкал отрок.
– Сын это мой! – подсказал купец и знаком попросил игумена отпустить парня.
– Как звать? – мягче спросил Мономах.
– Звенислав, во Святом Крещении Борис! – с готовностью ответил отрок.
В далеком Киеве послышался удар колокола, и он, повернувшись на него, благоговейно перекрестился.
– Хороший отрок, богобоязненный! – сразу успокоившись, одобрил игумен и отошел в сторону.
– Он – всегобоязненный! – с горечью махнул купец и строго спросил сына: – Ты что это 48 тут делал? Подслушивал?!
– Я не хотел… я только… это не нарочно… – забормотал отрок, испуганно пятясь от отца.
– Все! Поедешь со мной в Степь! – остановил его тот.
– Как! Ты и сына с собой возьмешь? – удивился Мономах.
– А куда его теперь девать? – пожал плечами купец. – Не оставлять же мне его теперь здесь! Да и хан скорей поверит, увидев, что я родным сыном рискую!
Лицо отрока позеленело и перекосилось от страха.
Мономах заметил это и пожалел его:
– Может, все-таки лучше оставить его здесь?
– Да нет, прости, княже, я лучше знаю своего сына! Он и тайну подслушанную растрезвонить может, и вообще пора учить его мужеству! Сейчас отправлю домой обоз, который оставил тут рядом, в двух шагах, а после этого, на двух лошадях, мы быстрей ветра домчим до главного хана. Тем более он сейчас невдалеке, вместе со всеми другими ханами отмечает конец зимних набегов!
Он низко поклонился Мономаху, а затем повернулся к Звениславу и строго сказал:
– Сбегай к обозу и передай мой приказ немедленно отправляться в обратный путь, без меня! Да! И без тебя тоже! – приостановил он со всех ног бросившегося было выполнять наказ отца сына. – И быстро назад. Одна нога там, а вторая тут!
Пир, на который, по приглашению главного хана Ороссобы, собрались почти все половецкие ханы, был в самом разгаре, когда ковровый полог стремительно распахнулся и в шатер вошел маленький коренастый степняк в серебряном наличнике.
Огромные богатыри-телохранители, не рискуя даже приостановить его, только склонили перед ним могучие шеи.
– Белдуз! Хан Белдуз пришел! – послышались одновременно приветливые, испуганные и мстительные голоса.
Вошедший, сняв наличник, почтительно поприветствовал сначала главного хана, затем – всех остальных. После этого он занял одно из самых почетных мест и с нескрываемым вызовом
Посреди шатра, в сложенном из степных камней очаге, тлел священный огонь. Ороссоба, старый, высохший, как осенняя степь, сидя на самом высоком войлоке, уже долго не отрываясь, смотрел на него и даже не слышал, как участники пира хвастаются друг перед другом захваченной этой зимой в русских землях добычей.
Все временно, все тленно в этом мире! – говорил его застывший, отсутствующий взгляд.
Превратятся в прах и шелк, и ковры, состарятся молодые рабы и рабыни, потеряют свой аромат самые изысканные благовония, а приятно отягощающее ладонь золото и звонкое серебро перетечет неверными ручейками в реки иных времен и моря чужих судеб…
Ничто, казалось, уже не волновало в этом мире человека, по мановению одного пальца которого могла ожить и прийти в движение вся бескрайняя Степь.
Но разговор о появлении на пиру хана Белдуза сразу дошел до слуха главного хана.
Он поднял глаза, следуя оживающим взглядом за синей струйкой дыма, которая уходила в отверстие посреди крыши, и уже властными и зоркими опустил их на вошедшего хана.
– Почему сразу не приехал на мой зов?
– Не с-смог, хан. Прости, были дела поваж-жней пира! Но на второй, как видишь, откликнулся сразу и даже загнал двух коней! Что случилось?
Ороссоба хотел погневаться, что Белдуз осмелился опоздать на его пир, тем более, что такое уже было и не раз. Но решив, что, видать, у того и правда были на то серьезные 49 причины, мысленно махнул рукой на его ослушание.
– Да вот! Приехал сначала этот, – кивнул он на сидевшего среди половцев князя-изгоя. – Говорит – руссы на Степь хотят идти!
– Рус-сы? На нас-с? – даже забыв от удивления про обычай, запрещающий младшим переспрашивать старших, не поверил Белдуз.
– Да никогда они не пойдут на Степь! – раздались уверенные голоса.
– Чтобы они вышли из-за своих валов?
– Оставили города?
– Да речные переправы?
– Тихо! – властно поднял руку главный хан и, показывая на купца, уже мягче продолжил: – А потом прискакал этот. И говорит, что Русь действительно готовится выступить в поход этой весной. Но вовсе не на Степь, а на богатый град Корсунь!
– Дозволь спросить, хан!
– Спрашивай!
– И что же вы решили делать?
– А мы еще не решили. Мы только решаем, что лучше сделать, – сцепил кончики пальцев, унизанные перстнями с драгоценными каменьями, Ороссоба. – Предложить ли руссам богатый откуп или, пока еще есть время, уйти в самую глубь Степи, куда не дотянутся даже копыта их быстрых коней.
– Трус-сы! – злобно прошипел хан своему соседу. – С-сначала раз-зузнать все, как сследует, надо, а уж потом решать?
– И что же ты предлагаешь? – усмехнулся тот, грызя баранью лопатку.