Иду на вы
Шрифт:
– Вот, рыба! – стрелявший, быстро спешившись, угодливо пнул ногой налима, из спины которого торчала стрела.
– Сам вижу, не слепой! А где человек?
– Не знаю! – растерянно развёл руками стрелок.
– Может, это и правда был человек-рыба?
– Я же ведь говорил! - жалобно подал голос, отряхиваясь от воды, половец с глупым лицом.
– На Руси такое часто бывает! Лешие, водяные, русалки… - подтвердил старый половец и пространно стал объяснять: - Я, правда, сам не видел, но, как перекати-поле, прокатившись по
– А я знаю, Куман! – оборвал его хан, показывая сначала на налима, а затем на следы, уходящие в лес. – Что рыба – тут. А человек – там! И он - убежал! Теперь он предупредит с-своих. И опять будет шум!
Хан направил своего коня прямо на стрелка.
– Ты почему упус-стил его, Узлюк?
– Хан, если б я знал, что у него на спине рыба, я бы прострелил их обоих! – в испуге попятился тот.
– Я это умею…
– С-смотри мне!
Хан хмуро оглядел остальных воинов, щуря без того слегка узковатые, как у всех половцев, глаза, и тоже на всякий случай предупредил их:
– И вы тоже с-смотрите! Ладно! Не удалось тихо, сделаем громко! Вперед, за мной во-он к тем стогам! И этого человека-рыбу, или как там его – с собой прихватите! Заодно и поуж-жинаем!
Хан снова надел маску, на которой темнела застывшая, неподвижная улыбка, пришпорил коня и направил его к светлевшей за берегом полоске дороги, вдоль которой высились стога.
Всадники двинулись за ним.
– Ну, что встал, Тупларь! Или не слышал, что приказал хан? – придя в себя, накинулся на глуповатого половца Узлюк. – Скорей забирай своего старого знакомого!
Но тот испуганно затряс головой:
– Нет, лучше уж сразу пристрели!
– И пристрелю, если хан прикажет! – пообещал Узлюк.
– Все равно не повезу!
Видя, что никакие угрозы и уговоры не подействуют, половец выдернул свою стрелу из налима, перебросил его через седло и помчался догонять хана, на ходу рассуждая вслух:
– Птицу – стрелял, зверя стрелял, человека –стрелял… Первый раз рыбу стрелой убиваю!
– А вдруг это и, правда, оборотень? – не унимался скакавший рядом с ним Тупларь.
– Какой ещ-ще оборотень? – подражая голосу хана, засмеялся стрелок: - Ну с-сам посуди глупой своей головой: если рыба тут, а следы были там, то где же тогда человек?
5
Славко набрал побольше воздуха в грудь и выпалил…
А человек, по имени Славко тем временем бежал, не разбирая дороги, в родную весь.
Да и не было тут никакой дороги!
Если по прямой, то от места роковой встречи до Осиновки было не больше версты. Но за последние сорок лет она, уходя от половца всё дальше и дальше, ограждаясь подлесками и нетопкими болотами, спряталась так, что до неё непросто было добраться даже своим.
Дед Завид говаривал, что когда-то Осиновка была самой богатой весью в округе. Еще бы! Стоя на пригорке, у большой проезжей дороги, она кормила останавливавшихся на
Теперь, после нескольких десятков набегов половцев, глядя на то, что осталось от горелой-перегорелой Осиновки, даже трудно было поверить в это.
Устали люди каждый раз отстраиваться вновь и вновь.
Толку-то строить хоромы, если их все равно сожгут?
Толку держать скотину, когда её все равно угонят?
Правда, если вдруг выпадало два-три спокойных года, - уж таков характер русского человека, - все прежнее разом забывалось, и люди всем миром снова брались за пилы и топоры. Радуя глаз, поднимались маковки церкви, словно на глазах вырастали срубы, строились амбары, вырывались ямы для хранения зерна… Но со свистом и гиканьем появлялся новый отряд половцев, и всё начиналось сначала…
Славко бежал и плакал от отчаяния и обиды. Размазывал ладонью перепачканное лицо - мешая свои слезы с чужой кровью. И не было в этот миг на свете человека несчастней его.
Забыл Бог Славку, забыл его родную весь, да и всю Русь забыл!..
– только и думал с горечью он.
Когда он выбежал из подлеска, его встретил сильный ветер со снегом, сдувающий с поля все следы.
Начиналась непогода, которую, видать, и впрямь, задолго до человека, чувствует рыба.
Луна то пряталась в лохматых облаках, то выныривала обратно, чуть приосвещая округу.
Но Славко и без нее знал, куда ему идти.
Осиновка была уже в нескольких десятках шагов. Ни одного дома – одни землянки, которые протапливали по-чёрному на ночь, готовящиеся спать люди.
И чем ближе она была, тем медленнее становились его шаги.
Мало того, что он возвращался с пустыми руками, так еще и нес весть о половецком набеге. Да и если бы просто о нем!..
Первым, как всегда, его услышал и бросился навстречу мохнатый пес по кличке Тиун. Его прозвали так за то, что он, подобно настоящему княжескому тиуну всегда вынюхивал добычу в домах и стягивал все съестное, что плохо лежит или просто попадалось ему на глаза.
– Нечему радоваться, Тиун! – вздохнул, виновато разводя руками, Славко. – Опять я ничего не принес. Вернее, принес, но такое, что лучше бы потерял!
Сказал, и как будто немного легче стало. Высказанное о тяжелой новости первое слово, пусть даже собаке, всегда облегчает душу.
Славко собрался благодарно погладить Тиуна, но тот вдруг отстранился, весь въерошился и зарычал.
– Что это с тобой?! Даже ты меня домой не пускаешь? – с горечью усмехнулся Славко, и только тут увидел свои руки – все в ханской крови. – А-а… Вон ты из-за чего! Половецкую кровь почуял? Видел бы ты самого хана!
Он тщательно вымыл лицо с руками пригоршней снега, затем слепил из него снежок и забросил его, как можно дальше. Тиун даже с места не тронулся, не то, чтобы кинуться за ним.