Идущий
Шрифт:
Луж молчал. Ему показалось, Старх вот–вот прервёт объяснения, оставив Лужа один на один с серой мглой, просачивавшейся из тёмных углов этого домишки всё интенсивнее и интенсивнее. Просачивавшейся и заполнявшей мозг, ведя за собой плотную пелену странного ощущения. Наверное, такое ощущение появляется у детей где–нибудь вне дома, когда им кажется, что родители потеряли их.
— Кир добился этого путём тяжёлых тренировок, длительных медитаций и глубокого самопознания, — продолжил Старх. — Мальчику это дано изначально. Именно это и держит его в клоаке под названием Все Заселённые Земли. Это как фундамент,
Луж отступил на шаг, словно его обоняние уловило запах гнили.
— Но ведь он…уже сделал это. Мы что, опоздали?
Пауза. Старх по–прежнему сидел ирреальным изваянием, удачно вместившимся в полутёмный угол, не позволявший рассмотреть его в деталях. Луж практически уже слышал утвердительное «да». Всё оказалось не так просто.
— Не совсем, — наконец, промолвил Старх.
— Не совсем? — как эхо, повторил Луж.
— Как глава Ордена, я знаю немного больше, чем вы с Уинаром и Занлом. Совсем чуть–чуть. Ровно на столько, что передал мне бывший глава Ордена, как приемнику. Если Кир и сотворил нечто подобное тому, что сегодня сделал мальчик, это не далось ему уж легко. Есть мнение, что для человека, впервые прошедшего сквозь стену, существуют последствия, которые исчезают только после повторений этого опыта.
— Какие последствия? — выдохнул Луж. — Он…болен?
Старх неуловимо качнул головой.
— У него дезориентация. Какое–то время он будет напоминать оглушённого человека. Плохо понимающего, где он находится. Он не сможет лечить, пока это не прекратится. И не сможет повторить то, что уже сделал. По крайней мере, я на это надеюсь.
Луж сделал некоторые выводы. Теперь кое–что вырисовывалось в истории с Киром. Быть может, все слухи, противоречившие друг другу, на самом деле являлись правдой. Кир действительно чего–то добился, но его всё же казнили. Возможно, у главы Ордена были причины, чтобы не ждать, когда Кир повторит свой опыт. Теперь это казалось вполне вероятным.
— Он где–то в городе, — добавил Старх. — Может, лежит в укромном месте или его подобрал кто–то из горожан. Так или иначе, наше время сильно ограничено. Если не найдём его, ситуация наверняка выйдет из–под нашего контроля.
— И сколько же у нас осталось…
Луж не договорил. Он повернулся и сделал шаг к окну. Спустя несколько секунд в дверь постучали условным сигналом, и в дом вошёл Уинар. Он затворил за собой дверь, восстановил дыхание, повернулся к Старху. Всё это он проделал не спеша.
Ни Старх, ни Луж его не торопили. Уже само появление Уинара предполагало важное сообщение. Докладывать о том, как продвигаются поиски, должны талхи рангом пониже, не входившие в Совет Ордена. Уинар с минуту молчал. Лицо его оставалось невозмутимым, но двое людей, смотревших на него, догадались — весть нехорошая.
— Что стряслось? — не выдержал Луж.
Уинар глянул на него, перевёл взгляд на главу
— Правитель передал Ордену ноту протеста. Он требует увидеть тебя лично, Старх. Как можно скорее. Правитель угрожает вплоть до военных действий против Ордена. Вы оба знаете, в чём причина.
Луж нахмурился, но Старх не выказал какой–либо реакции, как если бы вообще не слышал сказанного своим советником. Уинар почувствовал это.
— Я сказал не всё, — быстро добавил он. — Это лишь пересказ того, что принёс наш гонец.
— Что ещё? — отозвался Старх.
— Городские ворота закрыли. Я думаю, долго искать причину не обязательно. Каким–то образом стражники пронюхали, что мальчик в Антонии.
Они оба смотрели на мальчика, ворочавшегося на кровати.
Мужчина возвратился домой сразу же, как только появился небольшой перерыв в работе. Почему–то он чувствовал смутную тревогу, как–то исходившую из всего случившегося. Жена уговорила его перенести мальчика в дом. Он спешил, поэтому не стал спорить. И не предложил чего–то другого. Попросту говоря, он не придал этому особого значения. Лишь потом, уже вне дома, в процессе работы, он ощутил беспокойство.
Беспокойство усилилось, стоило ему войти в дом.
Жена мало что сделала по дому, она не отходила от ребёнка. Сказала, постоянно такое чувство, что мальчик вот–вот очнётся. Конечно же, она не должна упустить этот момент.
Мальчик действительно находился в странном состоянии. Он ворочался, приподнимал голову, оглядывался. Мутный, невидящий взор скользил по комнате, но сомнений не было — ребёнок ничего не видел. Он порывался встать, но силы явно не были на его стороне. Ноги, казалось, независимо от тела двигались, отмеряя шаг за шагом, руки что–то нащупывали. Изредка ребёнок говорил что–то невнятное. Женщина так ничего не разобрала. Словом, он не был похож на больного, на обычного ребёнка, пусть даже заболевшего неизвестной болезнью. Ни повышенной температуры тела, ни нехорошего цвета лица, ни естественной вялости. Вызывать же для верности лекаря, было им не по карману.
Они так и стояли, не зная, как поступить. Наконец, мужчина, осознавший, что ему пора идти, сказал первое, что пришло на ум:
— Зачем мы его сюда принесли?
Его жена глянула на него, неуверенно, даже чуть испуганно, но всё же возразила:
— Не оставлять же его прямо на улице.
Мужчина промолчал. Он понимал, его вопрос достаточно скользкий, практически безосновательный. Они нашли мальчика, можно сказать, в своём дворе. На своей территории. Оставить его там — всё равно, что оставить, обнаружив в одной из комнат. С другой стороны, руки не поднимались, взять и вынести его из дому, оставив в этом странном состоянии.
— Это ведь чей–то ребёнок, — добавила жена. — Наверное, его даже сейчас кто–нибудь ищет.
Мужчина замотал головой. Казалось, он ни за что не желал, чтобы она продолжила. И наверняка посоветовала бы, каким–то образом сообщить о мальчике другим людям, даже городским властям. Это был ирреальный страх, страх на пустом месте, причин ведь опасаться такого поворота событий не было. И всё–таки мужчина шёл у него на поводу.
С другой стороны они не могли его держать в своём доме сколь угодно долго. Как не могли просто выкинуть на улицу.