Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salem's Lot]
Шрифт:
Он пытался понять, что же случилось.
…Петри вернулся из кухни и сообщил им, что телефон отключен. Через секунду в доме погас свет. Джун Петри вскрикнула. Рядом упал стул. Несколько секунд они находились в полной темноте, окликая друг друга. Потом оконное стекло звякнуло и с треском разлетелось на мелкие осколки.
В кухне тут же появилась тень, и присутствие духа оставило Кэллахена. Он вцепился руками в висящий на шее крест, и, лишь только коснулся его, как комнату залил мерцающий свет.
Священник
Марк дико вскрикнул и в порыве отчаяния бросился на Барлоу.
— А, вот и ты! — сказал Барлоу громовым голосом и схватил Марка за руки.
Кэллахен, вытянув перед собой крест, шагнул вперед.
Триумфальная улыбка Барлоу сменилась вдруг агонией ярости. Он рывком выставил мальчика перед собой. Их ноги скользили по усыпанному осколками полу.
— Во имя Господа… — начал Кэллахен.
При упоминании имени Господа Барлоу громко застонал, как если бы его огрели хлыстом, и его лицо исказилось в болезненной гримасе. Мышцы на шее напряглись.
— Не приближайся! — воскликнул он. — Не приближайся, шаман! Или я сверну мальчишке шею раньше, чем ты успеешь моргнуть!
Когда он говорил это, его губы дрожали, обнажая желтые кривые зубы.
Кэллахен умолк.
— Назад, — скомандовал Барлоу, вновь улыбаясь. — Ты стоишь на своем берегу, а я на своем, верно?
Кэллахен медленно отошел, все еще держа перед собой на уровне глаз крест. Крест излучал священный свет, дававший силы рукам священника.
Они смотрели в глаза друг другу.
— Ну, вот мы, наконец, и вместе! — насмешливо сказал Барлоу. Его лицо было спокойно. Он был вполне уверен в себе. Где же Кэллахен мог видеть раньше подобное лицо? И вдруг он вспомнил. Это было лицо мистера Флипа, его гувернера.
— Что же дальше? — спросил Кэллахен голосом, так не похожим на его обычную манеру говорить. Он смотрел на длинные пальцы Барлоу, сжимающие горло мальчика. На них виднелись тоненькие голубые прожилки.
— Приятно видеть, что ты боишься меня, — ухмыльнулся Барлоу, немного крепче сжав шею Марка.
— Прекрати! — потребовал Кэллахен.
— Зачем? — теперь на лице Барлоу была только ненависть. — Чтобы оставить его для следующей ночи?
— Да!
Медленно, почти по слогам, Барлоу произнес:
— Тогда почему бы тебе не спрятать свой крест и не поговорить со мной лицом к лицу? Ты — и я?
— Хорошо, — сказал Кэллахен, но голос его дрогнул.
— Так сделай это! — с насмешливой издевкой
— И я могу поверить, что ты отпустишь его?
— Но я же верю тебе!.. Смотри!
Он отпустил Марка и поднял вверх руки.
Не веря своему счастью, Марк на мгновение застыл неподвижно, а потом, не глядя в сторону Барлоу, бросился к родителям.
— Беги, Марк! — воскликнул Кэллахен. — Беги!
Марк расширившимися глазами смотрел на него:
— Мне кажется, они мертвы…
— БЕГИ!
Марк медленно выпрямился. Он повернулся и посмотрел на Барлоу.
— Скоро, дружок, — пропел Барлоу, — очень скоро ты и я…
Марк плюнул ему в лицо.
В глазах Барлоу внезапно сверкнул гнев, граничащий с безумием.
— Ты плюнул на меня, — прошептал он. Его тело задрожало, и он, как сомнабула, сделал шаг вперед.
— Назад! — выкрикнул Кэллахен, бросаясь ему наперерез.
Барлоу застонал и закрыл лицо руками.
— Я убью тебя! — прошептал Марк и выскочил из дома.
Барлоу, казалось, сразу же стал выше. Его глаза метнули молнии в сторону двери.
— Сейчас тебя настигнет чаша твоя, безумец…
— Я священнослужитель! — напомнил ему Кэллахен.
Барлоу зарычал:
— Священнослужитель!
Мерзкое для него слово словно льдом сковало горло, и вампир осекся.
Кэллахен стоял неподвижно. Почему он ничего не делает? Почему не читает молитву, не осеняет нечистую силу крестом? Почему…
И вдруг он увидел: сияние креста начало медленно угасать.
Он расширенными глазами смотрел на крест. И тут заметил, что к нему подходит Барлоу.
— Отойди! — вне себя завопил Кэллахен, отступая на шаг. — Я приказываю тебе во имя Господа!
Барлоу рассмеялся.
Крест светился уже совсем тускло. Вокруг лица вампира вновь сгустились тени. Крест задрожал в руках Кэллахена, и, вспыхнув в последний раз, — погас. Теперь это был всего лишь бесполезный кусочек металла.
Барлоу протянул руку и выхватил крест. Кэллахен беспомощно вскрикнул, этот крик, казалось, эхом отозвался в его душе. Он увидел, что Барлоу швырнул крест на пол и топчет его каблуком.
— Будь ты проклят! — закричал Кэллахен.
— Слишком поздно для того, чтобы устраивать мелодраму, — сказал из темноты Барлоу. В его голосе звучало нечто, напоминающее сожаление. — Теперь в этом нет необходимости. Ты забыл доктрины собственной церкви, разве не так? Крест… вино и хлеб… причастие… только символы. Крест — это ведь всего лишь кусок дерева, хлеб — это пшеница, вино — гнилой виноград. Если бы ты не согласился убрать крест, следующей ночью ты победил бы меня. Во всяком случае, это могло случиться. Я давно не мог встретить в реальном мире достойного противника! Мальчишка стоит десяти таких, как ты!