Иерусалимские хроники
Шрифт:
За один день у меня было слишком много впечатлений. Еще этого мудака Арьева подменили. Я видел много людей, которым начинает сниться нечисть, и сейчас это был кандидат номер один на психдиспансер.
На следующее утро я спустился в мясную лавку к хозяину и постучался к соседкам. Тайная полиция "маккавеев" всегда предупреждает соседей, но на этот раз никто ничего не слышал. Но прошло несколько дней, и ко мне в дверь кто-то осторожно постучался. "Нет никого?
– - чуть слышно прохрипел Аркадий Ионович (а это
– - Закрой на всякий случай ставни, никто не знает, что я в городе".
Выглядел он встревоженным, и ему хотелось чем-то со мной поделиться. Я пошел ставить чайник, и когда вернулся в комнату, он уже извертелся на табурете.
– - Послушай, -- сказал он, -- я немедленно отсюда уезжаю. Денег -- ни гроша. На тебя вся надежда.
Меня поразило и то, что он впервые обратился ко мне на "ты", и то, что его лицо было как-то необычно вдавлено и перекошено по оси.
– - Пора вам тоже завязать с питьем, -- посоветовал я, -- кажется, что по вам проехал танк.
– - Молчи, у меня нет времени, -- прошипел он, -- ты был у меня дома? Такой, блядь, погром устроили, будьте нате! Но это еще не все. Я тебе сейчас порасскажу такое, что у тебя волосы встанут дыбом. Верные сведения. Плесни мне еще чая. Но проболтаешься -- пеняй на себя!
– - Вы все с ума посходили!
– - сказал я, чтобы что-нибудь сказать. Я налил ему чая в большую кружку в горошек и слушал, не прерывая, пока он передавал мне сведения о списке жертв, о профессоре Тараскине и, наконец, о "Конгрессе".
– - Ну как тебе?
– - спросил он наконец, глядя на меня и пытаясь понять, какие из его ужасных историй мне уже известны.
– - Знаете, меня тоже громили, -- сказал я, -- но я решил, что это "маккавеи".
– - Да кому ты нужен! Разумеется, это "Конгресс"! Они всюду ищут вещи Габриэлова.
"О Господи, если это так, -- подумал я, -- то значит "брату Арьеву" поручили выманить меня из квартиры. Вот тебе и "нехватка чуткого собеседника!".
– Как фамилия этого эмиссара?
– - спросил я вслух.
Барски. Грегори Барски. Прилетел из Стокгольма.
– - Еврей?
– Черт его знает! Кто их сейчас разберет? С виду довольно гладкий.
– Фамилия знакомая. И вы действительно уверены, что они упоминали мое имя?
Аркадий Ионович вместо ответа покачал головой.
– Я уезжаю, -- сказал он, -- а ты как знаешь. Я тут больше не останусь ни дня. Всем заправляет старец Н. Скажет в Висконсине слово -- и тебя тут сварят в кипятке.
– Не преувеличивайте! Не может быть, чушь какая-то.
– Еще как сварят. Ты -- младенец. Ты бы видел, как они отделали Габриэлова! Теперь на очереди Шиллер, но сами хороши!
– - грустно усмехнулся он.
– - Уволокли у этого шведа портфель на вокзале из-под самого носа.
– - Столько лет спокойно жили, а теперь начинается какой-то бред.
– - Они ищут бывших журналистов, а Тараскин еще почище -- он работал в "Вопросах философии". Теперь его стерегут два михайловца, ходят за ним по пятам: Леха и его батяня. Я их видел сегодня на улице. Профессор в чистом костюме -- заговаривается, но совершенно трезвый. Им сняли контору в Рехавии.
– Как же ему удается не пить?!
– Попьешь тут! Ампулу вшили в одно место: нос блестит, глаза выпучены, а пить боится. Используют его -- и в расход.
– Да откуда вы все знаете?
– Знаю!
– И газета тоже при них?
Газеты фактически еще никакой нет. Иначе им не нужен был бы Тараскин. Старец дал приказ открыть газету, и теперь они роют землю, ищут толкового редактора. Управляет всем этот толстый боров. Остальные все пешки. Страшный человек. Ловит гири на шею.
– Какие гири?
– Какие-то гири. Настоящий людоед! Куинбус Флестрин. Тоже называет себя писателем. Можешь обменяться с ним опытом.
– А что это за история с Нобелевским лауреатом?
– Ах, ты и это слышал! Можно сдохнуть. "Армяшка" носится по Бен-Иегуде и всем докладывает, что он пишет лучше Бродского.
– Но вы смотрите, они и Фишера окрутили!
– Это как раз не удивительно -- Фишер чует деньги. Сам этот Барски без гроша, но старец Н. сидит на бочке с золотом! Нам-то от этого не легче -надвигается чума. Я вожу их за нос и пока ничего не подписал. Мне просто страшно. Зря ты меня не слушаешь: надо уезжать!
– Да плевать я на них хотел.
Аркадий Ионович вздохнул. Допил остатки чая. Взял двадцать шекелей и пакетик с бутербродом, который я ему завернул, и на цыпочках вышел.
Барски без гроша, но старец Н. сидит на бочке с золотом! Нам-то от этого не легче -- надвигается чума. Я вожу их за нос и пока ничего не подписал. Мне просто страшно. Зря ты меня не слушаешь: надо уезжать!
– - Да плевать я на них хотел.
Аркадий Ионович вздохнул. Допил остатки чая. Взял двадцать шекелей и пакетик с бутербродом, который я ему завернул, и на цыпочках вышел.
Глава тринадцатая
КОВЕНСКАЯ ЕШИВА "ШАЛОМ"
Встреча, о которой мне рассказывал Аркадий Ионович, меня, надо признаться, ошарашила. Теперь я уже точно выяснил, что через двое суток после эпопеи с котом Григорий Сильвестрович Барски позвонил в ковенскую ешиву "Шалом" и представился.
Он сказал, что находится в Святом городе со специальной миссией, являясь посланником "Русского Конгресса". И что не далее как этой осенью был удостоен аудиенции у Верховного ковенского Гаона! И Гаон настоял на том, чтобы, находясь в Иерусалиме, Григорий Сильвестрович обязательно заручился поддержкой ковенцев, и прочее, и прочее, и прочее. По этому поводу он и звонит.