Иерусалимский ковчег
Шрифт:
«Господи, помилуй всех днесь представших перед тобою!»
Я зажег свечу и взялся за конторку, вытряхнув на паркетные полы содержимое ее ящиков. Однако ничего представляющего интерес мне обнаружить не удалось, хотя я и с интересом проглядел несколько крапленых колод. Тут же была и шкатулка с деньгами и драгоценностями. Я удивился, что она находилась не под замком. Но при ближайшем рассмотрении оказалась, что сумма в шкатулке просто мизерная, да и украшения не представляют особой ценности. Тогда я подумал, что Матвей, скорее всего, хранил свои средства
Обыскав комод и книжные полки я покинул кабинет и вернулся в гостиную, где орудовал Виктор. Однако таким делом мой друг занимался впервые и с непривычки робел. Это новое занятие казалось ему не особо пристойным. В этот момент он как раз корпел над огромным настенным медальоном, из которого выглядывала лохматая голова медвежьего чучела. Заречный снял голову со стены и собрался приступить к осмотру ее внутреннего содержания.
— Как успехи? — осведомился я.
Виктор оторвался от своего увлекательного занятия и повернулся лицом в мою сторону.
— Никак, — пробормотал он, нахмурившись. — Сыщик из меня никудышный. Да еще бы знать, что мы ищем!
— Увы, — я развел руками. Заречный и не представлял, в каком затруднительном положении я находился. Мы вместе продолжили осмотр медальона, но так ничего и не нашли.
Из спальни возвратился Кинрю, потирая запотевшие руки.
— Симпатичненький будуарчик, — изрек он, состроив уморительную гримасу.
— Что-нибудь нашел? — поинтересовался я.
— Совершенно ничего, что имело бы хоть какое-то отношение к нашему делу, — ответил он. — Не обессудьте, Яков Андреевич!
Итак, я должен был констатировать, что взломанная дверь вовсе и не скрывала за собой никакого света.
Мы более или менее привели все в порядок, водворив потревоженные вещи на их места, загасили все свечи и направились к выходу. Но удача подстерегала нас, кто бы мог подумать, на лестнице.
Я услышал какой-то шум и сделал знак своим товарищам затаиться у двери. Кто-то поднимался к черному ходу. Поначалу нас это сильно встревожило, все-таки, как ни крути, неприятно быть застигнутым кем-то на месте преступления, особенно когда тебя в любой момент могут заподозрить в убийстве.
Человек приближался, сердце у меня в груди забилось сильнее. Кинрю весь обратился в натянутую струну. Японец мог всего одним точным движением руки заставить любого человека на несколько минут потерять сознание. Интуитивно я почувствовал, что он именно это и собирается сделать.
Человек приближался, и я уже ощущал его дыхание. У меня возникла шальная мысль: а вдруг это он — убийца, клятвопреступник?! Через несколько мгновений мне суждено было убедиться, что я ошибся.
Человек даже не успел понять, что с ним происходит, как его накрыла какая-то
— Посветите, — попросил он меня, и я направил луч света от фонаря в лицо незнакомцу.
— Не может быть! — изумился я.
Этот человек волею судьбы оказался мне известен. Я видел перед собою петербургского шулера Станислава Ксешинского, собственною персоной, с которым мне неоднократно доводилось встречаться. Мне и в голову не могло прийти, что он мог быть сообщником покойного ныне Воротникова. А если это и в самом деле так, то он вполне мог оказаться посвященным в его дела. Вот это удача так удача!
— Вы его узнали, Яков Андреевич? — догадался Кинрю. — Что это за тип? — осведомился он.
— Яков, кто бы мог подумать, с людьми какого сорта ты водишь знакомства?! — изумлялся Заречный, поправляя мундир.
— Да, — я не стал отрицать. — С этим человеком мне в недавнем прошлом приходилось встречаться. — Это карточный шулер.
— Как, опять?! — воскликнул Заречный. — Мне это уже начинает надоедать!
— Не удивительно, что в квартире мерзавца мы встречаем ему подобного, — рассудительно заметил Кинрю, пожимая плечами.
Заречный был вынужден молча с ним согласиться.
— Его зовут Станислав Ксешинский. Надеюсь, что он сможет пролить свет на некоторые интересующие меня вопросы, — добавил я.
Человек понемногу начинал приходить в себя. Его ресницы дрогнули, щеки порозовели. Потом он издал едва различимый для слуха стон и, наконец, приоткрыл глаза.
— Что происходит? — спросил Ксешинский, едва приходя в себя. — Матвей! — позвал он тоненьким голосом и сделал попытку встать.
— Да нет здесь никакого Матвея! — воскликнул я.
— Кольцов? — изумился шулер и стал кулаками тереть глаза, словно не веря в мое существование.
— Как видишь, — ответил я.
— Как? — Станислав присел на полу и во все стороны закрутил большой головою. Цилиндр с нее свалился на узорчатые плиты паркета. — Что с Матвеем? — забеспокоился он.
— А я и не знал, что вы с ним не разлей вода! Меньше хлопот бы было! — воскликнул я. — А что это ты за своего дружка так встревожился? Или он в опасности?
— Ну, не зря же вы, Яков Андреевич, здесь околачиваетесь, — раздраженно сказал Ксешинский. — А это еще кто? — он указал пальцем в сторону Кинрю и Заречного.
— А это мои друзья, — объяснил я Станиславу.
— Где Матвей? — вновь поинтересовался он.
— В аду, вероятно, — жестко ответил я. И даже при свете фонаря стало заметно, как побледнело его лицо и нервно заходили желваки на скулах.
— Это правда? — дрожащим голосом спросил Ксешинский. — Так, значит, он его все-таки настиг, — пробормотал еле слышно Станислав.
— Кто он? — насторожился я, предчувствуя, что дело, наконец, двинулось с мертвой точки.
— Это не имеет значения. — Ксешинский снова попробовал встать, но Кинрю придержал его за плечо.