Игл и змей
Шрифт:
Мрак уже не оставлял на коже иней: за те несколько недель, что приходилось тайно сбегать из-за решетчатых окон казарм, Пассье слился с тенями. Даже его глаза уже были способны приметить комочек серо-мшистого пуха на картонке в одном из переулков. Грузные ботинки маршировали в миллиметрах от кучки, едва не раздавив. Тощее существо испуганно вскочило, зашипело и выставило один отломанный клык, а другой длинный как спица, против нарушителя.
Юноша не мог оглянуться, неосознанно скривив губы. Время поджимало: скоро хватятся в гарнизоне, но оставалось еще одно дельце. Работа на подпольный Синдикат подходила к концу, и он мог бы
Глава 8.
Спина, плечи содрогались от боли. Последний удар впился иглами в кожу – Гегена сжала кулаки, но молчала: отец не любил видеть ее слез. Он вырвал заостренные концы плети и закашлял, брызнув кровью на щеку дочери. Папа уже не мог и поднять руку без приступа, разрывавшего легкие. Слабым утешением было лишь то, что плеть в разы реже рассекала кожу, а катарсиса он достигал, вероятно, втрое быстрее.
Девушка стерла грязно-алый след. Возможно, если бы в доме были бы часы, стрелка лениво приближалась бы к пяти, судя по багровым разводам рассвета за побитой оконной рамой. Отцу нужно было отправляться в доки, поэтому и разбудил девушку. Он бросил хлыст на пол и наказал:
– Штоб помалкивала, пока меня нет. Не пристало женщине клянчить всякие отходы у соседей. Кхе-кхе… Если еще раз услышу – поговорим по-другому… – промокнув ветошью губы, густую всклоченную бороду, мужчина натянул старую куртку с нефтяными пятнами и вылез из дома.
Скрип закрывающегося дверного полотна эхом разнесся по ночлежке. Гегена не смогла подняться с колен и подползла к ведру с водой, чтобы омыться. На краю, прикрывая ржавчину, висел нежно сложенный платок, кружевами напоминавший свадебное платье. С каждым окунанием в омут кровавые лианы вырисовывали знакомую картину, ту, что девушка почти закончила. Остались последние штрихи…
Она снова повесила покрасневший платок на ведро и поднялась пошатываясь. Плеть лежала на полу: отец не любил разбросанные вещи, поэтому Гегена покорно подняла ее, сжав как можно сильнее, и положила на единственную полку на стене. Утерев сухие глаза, отвернулась, накинула белый сарафан, висевший на стуле у входа, и выбежала на улицу.
Холодок пробежал по руке, когда она потянулась к завалу за домом. Шедевр был почти закончен, но доски казались многотонными, лишь стоило образу возродиться в мыслях. И все же, если бы получилось продать, то хватило бы денег на лекарства для отца. Кровь прильнула к щекам. Девушка закрылась от мысли о его утрате и с новыми силами стала разгребать кучу, посадив по неосторожности занозу.
Показался желтоватый холст сокровища: это была старая ткань, натянутая на прямоугольную фанеру. Терзаемым пальцем Гегена пробежалась по переплетению мазутных и темно-лазурных линий. Оборот за оборотом нити сужались, крепли, ликовали, но в своей эйфории не заметили разрыва, который постепенно поглощал весь ансамбль, низвергая единство в бледную пустоту. Творец, не отрывая очей от холста, нащупала кисть с дурно пахнущими остатками. Нужно было подправить разлом…
Глава 9.
К тому времени как Солнце должно было выглянуть из-за горизонта, черные облака сгорбились над Нижним Орзоком, пропахшим паром старых устройств и заводским дымом, свободно гуляющим по нижним районам.
Мутные капли стекали с коротких волос Пассье. Он не думал, что задержится настолько долго, поэтому ускорился. Последний пункт – крытый рынок на границе с трущобами. Владелец задолжал синдикату семь тысяч марок.
Ливень промочил юношу до костей, когда он наконец забежал в нужное здание. Внутри было просторно: центральная дорожка заканчивалась лестницей на второй этаж, а по бокам под окнами, украшенными паутиной, стояли ларьки. Несмотря на раннее время торговля уже начинала приходить в движение. Хлюпая по холлу Пассье старался не смотреть по сторонам, кинув взгляд на часы, которые висели на потолке между лампами: пять тридцать три – нельзя задерживаться ни на минуту, в семь подъем, а затем генерал объявит утренний дозор. Если он не успеет приступить к основному долгу – возникнет слишком много недопониманий достаточных, чтобы пустить под трибунал. Ускорив шаг, молодой человек не заметил под ногами небольшое ведро и запнулся, брызнул каплями синей жидкости на пол, но удержался на ногах. Сомкнув брови, Пассье повернулся к незадачливому торговцу, который разбрасывал свои вещи как попало, но матерные слова застряли в пересохшем горле.
Его сковала небрежная картина, скорее даже неумелая, походившая на кляксы ребенка, но в них было что-то знакомое, трепетное, словно пророческое, обращенное в фабулу души. Перипетии людских судеб, что автор лицезрел сквозь окислившееся решето запертых врат в подземный мир. Их смех, скука, скорбь и отчаяние заботливо уложили сочетанием абсурда.
Завороженный даже не сразу увидел девушку, сидевшую в тени на голом граните. Люди обходили эту точку стороной из-за картины или из-за нее? Оно и не было бы удивительно, весь образ девушки был под стать теням, в которых она укрылась: смуглым и безжизненным, со скрываемыми глазами непонятного цвета, и тоскливыми уголками губ. Особенно тоскливо выглядело левое плечо, опущенное ниже другого. Внешность уроженки этой навозной горы, без сомнений.
– Кхм… Ты бы лучше следила за собой… В смысле, за товарами, черт побери, – заметил Пассье, обращаясь будто к картине.
– Но это ВЫ как водяной мчались… Эйма теперь разлита вся… – парировала незнакомка в сторону разводов на полу.
– Думаешь крохи купили б, серьезно? – «уточнение» было вершиной эмоциональности: росинки язвительности проступили на ней. – Пф… Этого не хватит, чтобы заправить даже фонарик.
– Но…
– На! – юноша сжал челюсть и нервно постукивал по карману, косясь на ведро. – Возьми, – он бросил пятьдесят марок перед собой.
Купюра спускалась в унисон, возможно, искренней благодарности девушки. Пассье впервые встретил ее глаза: удивленные, с голубой ноткой задумчивости и тошноты, а посреди облаков загорелся небольшой огонек. Но незнакомка быстро прервала контакт, облокотившись телом на свои каракули. Она беспрестанно сжимала надорванную юбку.
– Кхм… Сама нарисовала? – слова Пассье опередили мысли.
– Да… Нравится Вам? Купить хотите?
– Нет, – в полуразвороте ляпнул он и поспешил вернуться к своей цели, даже не зная, взяла ли странная деньги. Да и ему было плевать: заплатил, пусть и не своими, значит придется найти ещё, но это было неважно.