Иглы в воде
Шрифт:
И мне так страшно стало, потому что внутри моего тела жил ребёнок, и он вдруг увидел своё отражение, подтверждение своих опасений. Ему говорили: а может быть и так. Одиноко совсем и вне разума твоего, что вроде бы был в начале твоего пути.
Рядом со мной сидел молодой человек в очках. Твидовый пиджак, идеально отутюженные брюки, туфли будто не касались снега. Он картинно держал в руках бокал и каждую минуту отпивал немного. Говорят, это вид отдыха. Мне вновь показалось, что это очередной врун.
Эпизод, где субтитров нет. Парень смеётся,
Мне хотелось плакать. Он всё смеялся. Женщина пила вино и ничего, совсем ничего не понимала. Это был мой ряд. За мной – кто знает, что делалось.
Я совсем не планировала плакать. Всё само собой получилось. Я сама себя поселила на эти два часа в больницу.
«Так найду ли я утешение?» – пролетел в моей голове неожиданный вопрос. Неожиданный оттого, что я всё это время пребывала во власти отчаяния.
Спустя час мне стало смешно. Теперь я искренно находила кучу всего уморительного в киноленте. Я ни на кого не смотрела, пожалуй, только искоса – на соседа. А он не смеялся совсем, он чувствовал, что рядом кто-то взрывается от смеха, но не мог понять, почему. Он стал серьёзным. Мы поменялись ролями.
А потом он скрестил ногу так же, как я. И руку положил на колено всё в том же духе, что и его соседка. И мы образовали симметрию. Как раз когда одного из главных героев хоронили.
Я же не одна такая больная! Пока буду веселиться, кто-то непременно будет плакать – и наоборот. Пока кто-то живёт, кто-то умирает.
Ты болеешь, но можешь выздороветь. И всё тут.
Капельница
Мой короткий рассказ начнётся с конца.
Даша лежала на больничной койке и внимательно смотрела на то, как капля за каплей в её кровь поступала хорошая целебная жидкость. Нужно было немедленно поставить себя на ноги, и врачи больницы делали что могли, и делали это по часам.
Одна, вторая, третья, четвёртая. Бесцветная жижа. Капает всё исправно.
Левая рука будто замёрзла, на самом деле онемела. Даша пыталась пошевелить пальцами – и ничего не получалось, кроме неприятных ощущений. Ладно. Через десять минут она сможет чувствовать свою Руку.
Потолок. На фоне белого виден только пакет с лекарством. Что это? Глюкоза? Антибиотик? Непонятно. Этикетка была приклеена с другой стороны.
Послышался звон колокольчика – всех дам гинекологического отделения звали обедать. Всё громче и громче, всё настойчивее.
Даша представила, как возле пункта раздачи уже состоялась неплохая очередь. Все хотели есть. У Даши не было кружки – а в столовой их не выдавали. Что, из ладошки пить прикажете? И вилок там не было – это она ещё утром заметила. Соль почти закончилась. Еле передвигающиеся женщины спешили отведать суп с перловкой – до Даши донёсся из коридора перечень
Сто первая, вторая, третья.
Сила мысли способна творить с сознанием человека многое. Вот и Даше казалось, что с каждой каплей она становилась здоровее и спокойнее. Хотелось в уборную, но куда тут сбежишь?
По коридору пробежали медсёстры – они катили носилки в сторону операционной. Дверь её палаты была открыта – и многое можно было увидеть там: и с той, и с другой стороны. С одной только разницей: там люди ходили, здесь все лежали. Даше захотелось вдруг встать и пройтись немного по коридору, чтобы не успеть забыть – каково это, ощущать себя человеком.
Содержимое пакета уменьшалось на глазах. Рука всё не двигалась. Даша посмотрела на место прокола – она боялась, как бы шприц не вылетел из вены и не хлынула бы на пол кровь. Кому это надо? Никому. Там и обувь дорогая, и чистота полная.
Хорошо ли вставлена игла – останутся ли от неё синяки? Везде, где ставились уколы – они имелись. Остриё не походило на укус, оно походило на остриё внушаемого размера иглы, вот и всё. Два утром, два днём, что-то, наверное, ждёт её и вечером, и перед сном. Это называлось заботой. О Даше заботились, и ей это нравилось. Когда она перестала справляться сама, она передала свою жизнь в руки больницы – и всё спорилось, дело делалось, Даша жила, и ей не было страшно.
В коридоре стоял гам. В женском отделении никуда без разговоров, ведь хочется обсудить всё: кто ты, твои соседи, что вас привело сюда, стоит пожелать друг другу удачи, посетовать на что угодно. А в общем это шум и жизнь, но там, за дверью. Здесь только капельница.
Соседки Даши, две мамочки на сохранении (шёл их второй триместр) отправились в столовую, они обещали принести что-нибудь и ей. Третья лежала на операции. Даша ждала, когда больную привезут, и готовилась к её стонам, борьбе с проходящей анастезией.
Даму привезли. Она на самом деле стонала негромко и тяжело, хрипло дышала. Сёстры перенесли её с носилок на койку, обращались на ты.
– Мне холодно, – женщина не открывала глаз, её худощавое тело тут же покрыли одеялом. – Холодно, – не унималась она.
Даша приметила махровый халат над головой бедняги и решила: как только содержимое пакета целиком войдёт в её кровь, она накроет им соседку и отдаст своё одеяло – оно было ей ни к чему.
Соседка хрипела. Её оперировали долго: два часа. Тут многих оперируют, лифт работает часто.
Капля, ещё одна – вот уже половина осталась.
Даша появилась в палате впервые в пять часов утра – ей велено было идти спать. Она открыла дверь: там отдыхало три существа. Темень кромешная, но свободную койку она всё же распознала и медленно направилась к ней. Внизу всё отходило от семичасовой боли – хотелось поскорее лечь. Как можно, никого не разбудив, приготовить себе постель? Она решила, хватит наволочки и простыни, а раздеваться она не будет, так что обойдётся без одеяла.